| |
Суровое, затянутое высокими облаками небо Фэо темнело, спускались сумерки. Стареющий настоятель монастыря воинского ордена Семи Лезвий нахмурился. Глаза молодого воина-монаха, сидящего перед ним в позе лотоса, напоминали своим цветом темнеющее небо Фэо и были полны благостной печали. Что-то неуловимое и угрожающее пряталось в глубине безмятежного взора юного храмовника, отчего даже суровый настоятель вдруг неуютно поерзал плечами.
- Итак, ты покидаешь нас, сын мой… Мы научили тебя многому… Ты лучший фехтовальщик двух материков, чего в твоем возрасте не достигал никто, ты обучен тактике и стратегии лучше любого из воителей былых времен, о чем свидетельствуют и поощрительные письма твоих учителей… И лишь одно беспокоит меня… Ты сам!
Юноша вскочил, страстно прижимая руки к груди:
- Наставник! Не лежит моя душа к убийствам и злу! Позвольте мне лишь остаться в монастыре и отдать жизнь служению добру. Смирение в душе моей, и не смогу я отбирать жизнь у мыслящих!
Вскочив в гневе, наставник прокричал:
- Не забывай главного – ты избран! Ты -Дарующий Истину.
Взяв себя в руки, он присел:
- И перестань городить эту чушь о добре и зле! Ты уже не тот чумазый малыш, которого подобрали на пепелище деревни, и хорошо знаешь, что настоящее зло может скрываться под личиной добра, а высшую справедливость иногда приносит то, что непосвященные называют злом. Есть только истина, и твое предназначение – даровать ее слабым и малым!
Глаза молодого человека затуманились, перед ним вдруг проплыли картины из далекой, другой жизни. Тихий семейный очаг, мать и отец, улыбаясь, сидят за столом, во дворе бегают малые сестра и братья, детский смех и суета, и вдруг… Огонь, кровь, бездыханные тела близких. И он сам, плачущий и растерянный, теребящий за рукав мертвую сестру, не обращая внимания на страшную боль от раны на лице.
Скрытое стало явным. Гнев и ярость сменили смиренную скорбь во взгляде воина. Не говоря ни слова, он встал, поклонился наставнику и вышел из храма. С каждым шагом его тренированное тело приобретало заряд невидимой энергии, крадущаяся походка напоминала неторопливую поступь Беронского тигра, разбегающегося перед прыжком. Длинный плащ храмовника распахнулся на бегу, капюшон сбился, и взгляду предстали невиданные по изяществу и мощи пурпурные доспехи. А в глазах его бушевал вулкан страстей, смешивающий скорбь с гневом и посылающий миру истину.
Настоятель склонился к отверстию в стене и тихо произнес, не скрывая дрожи в голосе:
- Передайте старшим, что Дарующий Истину инициирован...
|
|
