Он был богом. Грозным, жестоким и беспощадным, с яростным кличем крушившим секирою черепа врагов, но беспристрастно добивающим предавших, оступившихся или ослабленных друзей. Говорили, будто зарезал брата как зверя из-за давнего, почти что в детстве совершённого, но запавшего в память проступка. Разматывать клубок таинственной смерти не спешили, боялись и трепетали, низко опуская головы в присутствии своего божества.
Рослый, на голову выше самых высоких мужчин клана, широкий в кости как штурмовой зорб; в латном доспехе казался сущим великаном, издали заметным в тесных сечах, где не хватает мгновения на то, чтобы отыскать соратника взглядом или отразить удар зачарованного клинка. Сын огненного Хаира воплотил в себе всю мощь пламенных волн лавы извергающегося вулкана, гнев и голодное буйство лесных пожаров, несокрушимость земной тверди, оплавляемой только изжигающим дыханием Великого Дракона.
Для нас, магмаров, он был богом, воплощённым идолом целой расы. Среди людских воителей находились умелые мечники, решавшиеся бросить вызов в лихом бою, однако сам бог давно перестал считать отрубленные человечьи головы, изуродованные скальпированием лбы и мертвенно помутневшие очи… если делал это хотя бы однажды, ибо истинно великие не нуждаются в доказательствах своей бранной славы – та летит, словно быстрокрылая птица, карканьем воронья иль тенью стервятников предвещает кровавые схватки и восхваляющие песни.
Поднявшийся на крови бог, демон, идол, ведущий в погибель, стал воплощением силы мира из пепла и гари, тысячелетия жившего по эту сторону морских волн.
Он был богом, перед которым можно лишь опуститься на колени или же сразу класть голову на плаху. Быстро взлетел к вершинам, превзошёл и победил своего предшественника – величайшего из великих воинов; вел за собою кланы и грезил днём, когда сама Шеара падёт ему в ноги, а в развалинах О’Дельвайса вдовьими воплями зайдётся ветер.
Он был богом. Магмар из низов добился большего, чем многие знатные сыны до него, и ликовал, наслаждался властью. А затем, как озарившая небосвод комета, исчез бесследно.
Он был богом, и многие верили, что однажды услышат тяжёлый, чеканный шаг в приёмном покое воеводы, ибо непобедимые защитники не пропадают навечно.
Он был богом, за год постепенно исчез из сплетен, но сохранился в приукрашенных рассказах, как легендарный герой, существующий у каждого народа: нынче погружен в сон тёмной силой иль небесными покровителями, однако пробудится и поднимет верный меч, едва перед Хаиром встанет великая угроза.
Но вопреки молве, твердившей о бессмертии, я никогда не забуду день, когда увидел, как погребают божество.
***
В Хаире сжигают мертвецов. Когда-то их закапывали в землю, как это делают люди, однако с течением времени покойников неизбежно становится больше, чем живых. Кладбища переполняются, горячий воздух и жар огненных рек прогревают землю до самых глубин, поднимают приторно-сладкую вонь разложения сотен тел, и пришедший ветер ведёт зловоние на Дартронг, словно презревший знамёна и песни боевых рогов захватчик.
Сера, жжёные запахи, кровь, пот и кисловатый душок издохшей в конуре собаки встречают его над городом, смешиваются; дышать становится совершенно нечем.
Поэтому почивших с недавних пор жгут, превращая неприятное и скорбное зрелище в торжественный ритуал. Если гибнет воин, его тело в полном боевом облачении проносят по главной улице Дартронга, где каждый может в последний раз узреть того, кто принёс нашему народу славу. Друзья, родные, враги и незнакомцы кладут в корзины свои дары, а позже мертвец, подношения и всё, чем он единолично владел при жизни, сгорают в янтарно-золотой лаве.
Тем страннее мне, чей путь однажды лёг через старые кладбища, было видеть двоих магмаров и тело, завёрнутое в посеревшее от времени полотно.
Раскалённый диск солнца почти скрыла линия горизонта, стремительно темнела небесная высь, выцветал ярчайший багрянец заката. Пройдет всего четверть часа, и бредущие к родному порогу путники рискуют попасть в тенета непроглядного мрака, лишь изредка раздираемого лунным проблеском меж бегущих облаков и дрожащих ветвей.
Только подойдя ближе, оглаживая намозоленными ладонями рукояти парных клинков, я смог разглядеть ладные доспехи и приметные знаки. То были могильщики городской тюрьмы.
Сухая земля, месяцами не знавшая дождевой влаги, тяжело поддаётся ударам лопат. Магмары успели промокнуть от пота, утирали лица оторванными от погребального полотна лоскутами, часто прикладывались к объёмным флягам, но всё равно задыхались от жара – нагревшиеся камни древних надгробий и склепов с приходом ночи отдавали тепло изжаренному дневным светилом миру.
Я никогда не боялся трудиться задарма, а у них в телеге нашлась запасная лопата. С помощником, полным свежих сил, работа пошла веселее.
– Кого хороните, братья? – когда вокруг совсем стемнело и не было смысла более поспешать, мы решили сделать перерыв; я глубоко вогнал лопату в почву, потёр с непривычки саднящие ладони друг о друга и повернулся к тем, кому вызвался помогать.
– Кого-кого… – первый магмар, самый старший и носящий за поясом кастет, криво усмехнулся. – Бога. Слыхал про героя, который половину сильных воинов Огрия на лопатки положил в поединках, поклонение Дракона заслужил, а потом исчез? Так вот, в тюрьме сидел.
Сначала я даже не понял, о каком боге он говорит. Ведь пантеон наш не столь велик, а то, что смертные могут погребать истинное божество, не верилось совсем. Но потом, уточнив, понял.
– Брешешь, - уверенность в голосе говорила, что я не верю ни единому его слову, ибо героя полагается хоронить в лаве. – За что же ему сидеть в тюрьме целый год?
Могильщик усмехнулся снова. Он неспешно и аккуратно разгладил тонкие усы, смахнул грязь и муравьёв с надгробия напротив того, на кое примостился я, и сел:
– Поднимался на пьедестал он отнюдь не по-геройски. Брата знаешь, из-за чего убил? Ладно бы из-за бабы, предательства или давней ненависти... Люди могут такое принять, понять и просто развенчать кумира. А те повздорили из-за десяти серебряных монет. Мы под него долго копали, знаем. Герою, когда он был моложе, гривенника не хватило. Знаешь здоровенную яму в Дартронге? Пасть фортуны, так называют. Когда в ней разгорается огонь, нужно бросать монетки и тем, чей дар понравится богам, они пошлют символ своего расположения. В тот год она полыхала сильнее факелов. Весь кошель бросил в пылающее жерло, чувствовал, что вот-вот на него обратят взор небесные покровители, со всем, что хоть какую-то ценность имело, расстался. С секунды на секунду удача должна улыбнуться, протяни руку – схватишь свою птицу счастья! А у него, – могильщик хлопнул ладонью по завёрнутому в полотнище телу, – больше ни гроша нет. «Дай, – говорит брату, – десять монет, до вечера верну!» «Нет, – отвечает тот, – самому нужнее» и собирается бросить деньги в геенну огненную. Ну, нашему герою злость тёмной вуалью белый свет заслонила. Он взял, да и столкнул брата вниз. Тот даже закричать не успел, сразу глотку жаром выжгло. А боги те ещё затейники: приняли его дар. Ниспослали в ответ чудный лук, которым воин наш спустя несколько дней сразил главу сильнейшего людского клана, вмиг обретя славу. Вот с чего начинал наш бог, парень. Да только паршивым божком оказался, когда маги и ворожеи смогли заглянуть в прошлое, чтобы узнать правду.
Я бы не поверил ему, не говори он спокойно, почти без эмоций, словно о будничном происшествии. О срезанном у незнакомца незнакомцем кошельке и то рассказывают интереснее, воодушевлено. Здесь же… Не равнодушие к вымыслу, нет. Другое. И это спокойствие бывалого магмара, похоронившего не первую сотню трупов, убеждало: правда.
– Складно ты говоришь, - нехотя, не желая верить, протягиваю, - Не врёшь ли?
– Отчет о преступлении заранее составляю. В свободной форме. Тренируюсь. А еще книги пишу, отсюда хороший слог.
– Почему же здесь хороните, а не в лаве?
Второй могильщик что-то промычал, но мой собеседник тут же объяснил, что его напарник онемел с рождения, затем снова пригладил свою гордость – усы:
– Почему здесь… Забавный вопрос, знаешь ли, сложный. С одной стороны, к победе нас вёл, с другой, по трупам пролегла дорожка шедших следом. С одной стороны, сам по себе был магмаром слова, с другой, не со слова или доброго дела начался путь. Нам, конечно же, надо в лаве похоронить, зачитать историю во всеуслышание и навеки одеть мертвеца в позор… Но молва-то – баба дерзкая, хитрая. Возьмёт да переврёт, наизнанку вывернет, из подонков героев и чистюль сделает. Мол, не брата он скинул, а брат оступился, ни за что власти героя в казематах сгноили. Правду всем не расскажешь, ибо не поверят, ложью заклеймят. Потому и шепнули нам украдкой, мол, схороните здесь, чтоб в землю и гниль ушла его слава с течением лет. Забудут о нём однажды. Даже посмертно за проступок убийце должно нести наказание. А за тройное почти… у брата дети были. Сироты, без матери росли. Где они теперь – сам Дракон не сыщет. Паршивый, скажу тебе, был божок. Послушаешь признания, в дрожь бросает.
В дрожь же бросало меня, когда, откинув край полотнища, силился в темноте разглядеть черты магмара, коим восхищался с юных лет. Вдвойне страшнее было то, что теперь, без блестящей брони, тяжелой секиры и горящего неудержимой яростью взора был он (всегда казавшийся недостижимым идеалом, к которому нужно стремиться, любимый герой легенд!) всего лишь остывшим трупом, которого назавтра примутся пожирать черви.
Больше мы не перемолвились ни словом, но, наверное, прекрасно понимали друг друга. И мне, и привычным ко всякой работе могильщикам не по себе становилось от близости тела того, кому при жизни предрекали покорение О’Дельвайса и вечную, не способную потемнеть иль облупиться славу. Того, кто оказался
никем.
В ту ночь мы трое похоронили для себя бога.
ВНИМАНИЕ! В рамках конкурса на самого продуктивного писателя/поэта рассказ опубликован "как есть" - без редакторских правок. Если автор хочет, чтобы его рассказ был вычитан, просьба обратиться в скайп:
filiusfortunae