– Лаккин, поднимись-ка ко мне.
Пробормотав что-то сквозь зубы, молодой магмар двинулся к дверям башни. Пока с лестницы слышались неторопливые шаги, мудрец освободил от книг табурет и поставил его напротив кресла, в которое и уселся. Осторожно открыв дверь, Лаккин вошел в комнату.
 – Здравствуй. Садись, – голос Флаввия снова был мягким и спокойным, без командных ноток и железного звона, но глаза ясно давали понять, что всё это только спряталось и ждёт малейшего проступка, дабы показаться снова.
 – Что вы от меня хотите? – неловко усевшись на табурете, юноша воткнул взгляд в пол.
 – Хочу спросить: что я только что видел?
Два горящих злобой уголька глаз, яростно сверкнувшие лишь на мгновение, снова уставились в пол  под бровями и снова уставились в пол.
Секунда молчания. Две. Пять. Флаввий не отрываясь смотрел на паренька и ждал: десять, пятнадцать, ещё немного…
 – А я что? Он сам виноват! Нечего было! – Лаккин вскочил со стула, по щеке ползла стыдливая слёзка. – Я его кормлю, выгуливаю, а он добычу кому попало отдаёт и от пурпурных убегает! Что ещё с ним делать? Мне жить на что-то надо! Да и его еда денег стоит! Жрёт как боевой, а толку никакого!
Перед стариком стоял ещё совсем мальчик, который был бы и рад вместе со сверстниками играть да слушать сказки по вечерам, но вместо этого ему пришлось повзрослеть. Ведь несколько месяцев назад Лаккин остался полным сиротой.
 – Это крион твоего отца, так ведь? Как его зовут?
Весь запал юноши мгновенно испарился при одном только упоминании о родителях, о ещё не затянувшейся душевной ране.
 – Му... Мунка его зовут.
 – И ты, конечно же, помнишь, как его запрягали в телегу, когда нужно было отвезти урожай на рынок?
Взглядом парень снова начал сверлить пол:
  – Помню...
 – И конечно помнишь, как Мунка волок бревна для вашего дома, как поднимал их на сруб вместе с отцом и его друзьями. Так ведь?
Послышался тихий всхлип, и еле заметная дрожь пробежала по сжавшейся фигурке мальчугана.
  – Так...
 – А ту радость, с которой ты катался на спине могучего зорба, когда был совсем маленьким, не забыл? Как звонко смеялся, хватаясь за гриву Мунки, когда он легонько подбрасывал тебя на скаку. Не забыл, ведь?
Весь в ссадинах и пыли Лаккин сидел на табуретке, содрогаясь от рыданий. Когда он поднял голову, в глазах не было и следа от прежней злости и обиды. Чистые, правдивые слёзы смыли пелену, и перед Флаввием снова сидел добрый, отзывчивый мальчик.
 – И как ты расплачиваешься со старым и верным другом? Палкой по спине? Как думаешь, что бы сказали на это родители?
Трясущимися губами парень попытался что-то возразить, но мудрец резким движением руки приказал замолчать:
 – Сиди и слушай. Оправдываться будешь потом.
Вздохнув, Флаввий поёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и начал свой рассказ:
 – Давным-давно, когда я был ещё довольно юн…
 
…Случилось страшное несчастье. Нежить, разбуженная злобной волей неупокоенного Магиша, собралась целой армией и опустошила деревню в предгорье Менталии. Все магмары были разорваны в клочья, скот распотрошён, дома разрушены. Никто не выжил, кроме одного мальчугана – сына пастуха, – который вместе со своим зорбом присматривал за стадом коз в ущелье Гонди. Туда нежить не дошла, застигнутая отрядом дартронгских стражников. Вот и остался восьмилетний мальчик совсем один: без друзей, без дома, без родных. Всё, что у него было – это зорб, его ровесник, с которым росли вместе. По меркам животного, он уже достиг преклонного возраста, в отличие от своего побратима-магмара, всё ещё остававшегося ребёнком.
 
Лаккин сидел и усиленно моргал, пытаясь согнать с глаз пелену слёз, появлявшихся снова и снова. Он не мог спокойно слушать о таком горе, близком ему самому. Старик перевёл дух и продолжил:
 – Так вот…
 
Пока расчищали место бойни и справляли похороны, каждый считал своим долгом высказать выжившему «счастливчику» свои мысли и чувства. Как ему на самом деле повезло! Жаль, что разрушена целая деревня! Печаль какая – потерять большое стадо и весь собранный урожай! Досада, что погиб сосед мальчика, задолжавший денег, и теперь никто не вернёт долг... Самые «нужные» ребёнку слова, в которых он так нуждался.
И вот, как только был насыпан последний могильный холмик и установлена последняя плита, все тут же забыли о мальчике, погрузившись в пучину своих забот. Оставшемуся наедине с горем сироте не оставалось ничего, кроме как ходить каждый день на кладбище и оплакивать любимых родителей, друзей, потерянную жизнь. Единственный, кто оставался рядом в те тягостные минуты – побратим-зорб, который тоже чувствовал дурные перемены. И поэтому усиленно, как никогда раньше, оберегал юного хозяина от опасностей.
 
На щеках Лаккина остались заметные подтёки смешанной со слезами пыли, но они уже подсохли; парень сидел ровно и увлечённо слушал, ожидая продолжения истории. Последние тени злости и обиды оставили его лицо. Оно было просто печально. И спокойно.
 – Да, зорб выступал в роли сторожевого пса для мальчика, и оберегать было от чего.
 
Оставшаяся нежить всё ещё бродила среди кладбищенских плит, да и злобствующий в своих гиблых Чертогах король Магиш продолжал поднимать новых неупокоенных мертвецов. Вот и шатались по кладбищу безмозглые зомби без цели и  сознания. Разбуженные, они ожидали повелений от своего поработителя, питаясь его ненавистью ко всему живому и бросаясь на каждого, кто оказывался поблизости. А проводивший на могиле родителей дни и ночи напролёт маленький мальчик – прекрасная лёгкая добыча. Особенно если ему абсолютно безразлична собственная судьба, ведь жизнь закончилась с гибелью деревни. И лежали бы останки ребёнка среди могил, раскиданные пирующей нежитью, если бы не верный зорб, который не подпускал мертвецов близко, без особого труда потрошил полуразложившиеся тела, вытряхая из них остатки души.
Так тянулись дни за днями, ночи за ночами. Лишь иногда, когда нестерпимый голод будил сознание, сирота поднимал голову и видел рядом с собой верного друга. То с новой царапиной на шее, то со сломанным зубом, с пятном присохшей к бивню чёрной гадости. А под ногами зверя всегда лежало несколько монет, дешёвые поблекшие украшения. Впервые увидев это, мальчик удивился: откуда животное могло достать деньги? Но оглядевшись, увидел разбросанные невдалеке тела зомби.
 
 – Ты ведь именно так пытаешься зарабатывать?
Неожиданный вопрос заставил юношу отвлечься от рассказа, смысл которого он пытался понять. Да, ведь именно к таким действиям он и хотел приучить зорба: силой заставить самоотверженно бросаться на монстров, чтобы после их смерти собрать всё ценное, что найдется! Увидев, что вопрос достиг цели, Флаввий прочитал безмолвный ответ на лице Лаккина и ответил вслух сам:
 – Да-да, именно так ты зарабатываешь. Эх, «нудисты»! Молодо-зелено. Так вот...
 
На горсть монет можно было купить пару булочек, кувшин молока и несколько мешочков корма для зорба. На этом и заканчивалось путешествие ребёнка в посёлок, после чего он возвращался на кладбище, и побратим безропотно следовал за ним.
Недели тянулись за неделями. Поток безудержных слёз практически исчерпал себя. Чёрная меланхолия начала выпускать мальчика из когтистых лап. С каждым днём он всё больше времени проводил со своим единственным другом, гладил его, рассказывал, как тоскует по родителям. Посещение кладбища теперь стало ритуалом памяти, а не скорби и неизбывного горя.
И вот, в один из ежедневных визитов случилось то, чего следовало ожидать давным-давно: из туманной дымки, витавшей между могильными камнями, выступили фигуры. Десяток мертвецов, отвратительно хрустя полуистлевшими суставами, всё плотнее сжимали кольцо вокруг испуганного мальчика и верного зорба. Издав воинственный рёв, зверь бросился на ближайшего врага, с разбега подмяв его под себя. Второй упырь получил сокрушающий удар бивнями и разлетелся на части. Двое зомби попытались схватить зорба, но тот отбросил их ударами задних ног, брыкнувшись, словно дикий эллан.
Тем временем парнишка отбивался от двоих мертвецов, размахивая большим суком перед собой. Одному из нападавших он даже сломал кисть руки, которая отлетела в сторону, но силы были слишком неравны, и палка в руках с каждым взмахом становилась всё тяжелее. Остальные четверо вурдалаков осаждали бесновавшегося зорба. Они одновременно набрасывались на него, разрывая костлявыми пальцами шкуру. Животное ревело, но ничего не могло сделать: как только оно бросалось на одного упыря, остальные переходили в атаку с других сторон.
Всё больше и больше ударов сыпалось на слабеющее животное, всё сильнее впивались мёртвые руки в кожу. Крик отчаяния вырвался изо рта мальчика одновременно с горьким рёвом из пасти зорба, чтобы зазвенеть в воздухе и растаять без следа.
 
Флаввий замолчал. Лаккин сидел на табурете, вцепившись пальцами в сиденье и подавшись вперёд. На лице его читался неприкрытый ужас, глаза широко раскрылись:
 – Они... погибли?
Старик молчал. Покрытое морщинами лицо мудреца оставалось печально-невозмутимым. Мучительная тишина длилась всего несколько секунд. Вдруг непроницаемая маска треснула, и на лице старого хитреца засияла улыбка. Он невольно крякнул, явно довольный разыгранной пантомимой.
 – Нет конечно! Они не погибли, иначе кто бы мне рассказал подробности этой истории? Они остались живы благодаря паладину, который обосновался вблизи Чертогов сразу после нападения нежити.
 
Он издалека услышал шум драки и подоспел как раз в нужный момент, чтобы без труда отправить вурдалаков в небытие, пока они не закончили своё тёмное дело. Мальчишка отделался синяками и царапинами, а вот его защитнику досталось очень серьёзно: один глаз был выбит, рёбра переломаны, вся шкура изодрана и располосована мертвецами. Он тяжело дышал, и из пасти сочилась тонкая струйка крови. Сбросив мешавшуюся амуницию, паладин принялся спешно обрабатывать раны, оставленные гнилыми руками, чтобы заражение не пошло дальше. Из необъятной сумы воителя появлялись одна за другой банки и склянки, бутылочки и тюбики с мазями, отварами и снадобьями. Он бормотал казавшиеся несвязными слова, замазывая и обрабатывая раны. Зорбу было очень больно, он хрипел. От каждого прикосновения к ранам по телу животного пробегала крупная дрожь, но оно терпело, потому что его голова лежала на коленях у мальчика, который шептал на ухо, что всё будет хорошо.
Закончив с ранами, паладин собрался и ушёл. Но вскоре вернулся с целой ватагой деревенских мужиков, тащивших наспех сколоченные носилки. Погрузив зорба, они подняли их и понесли в Дартронг, где уже ждал знахарь. Некоторые пытались возмущаться тому, что пришлось тащить какого-то полудохлого зверя, но получив грозный взгляд паладина, затихали. Потому что тот привёл их на кладбище, дабы отнести к лекарю Героя, спасшего жизнь мальчика.
Через две недели зорб уже мог ходить, хотя порывался это делать и раньше. Чтобы не разошлись швы и не раскрылись только-только залеченные раны, животное стреножили. Воинственный защитник пытался сопротивляться, но тихий голос мальчика успокаивал его. Они проводили друг с другом дни напролёт. Сирота всё так же гладил своего спасителя, но теперь говорил только о благодарности. И ещё о том, что погибшие родители были бы счастливы, узнав, что у их сына есть такой замечательный и верный друг.
Паладин договорился с лекарем, и сироту взяли курьером. Он бегал по городу и предместью, разнося целебные отвары и настойки жителям. А вместо оплаты его кормили и залечивали раны побратима. Когда зорб полностью поправился, мальчик решил, что пора прощаться с этой работой и домом, где их приютили. Знахарь был огорчён, но отпустил полюбившегося паренька, дав в дорогу огромный мешок напутствий и небольшую мошну с золотыми монетами, которых должно было хватить надолго при разумных растратах.
В обнимку с большим другом мальчик вышел из городских ворот и направился к разорённой деревне. Он поселился в небольшом сарае, который практически не пострадал во время нашествия и принялся за дело: после чудесного спасения, паладин потребовал от паренька, чтобы тот начал воспитывать и дрессировать зорбов, и эти умные животные под чуткой рукой становились настоящими спасителями для других магмаров. Самыми верными друзьями.
И мальчик выполнил данное обещание: он дрессирует и обучает зорбов по сей день.
Его зовут Орфин.
 
Флаввий откинулся в кресле, закончив повествование. Посмотрев на сидящего перед ним паренька, он улыбнулся, потому что по лицу Лаккина снова катились слёзы. Только теперь они не сбегали к подбородку, а задерживались в уголках улыбающихся губ.
 – Ну что ты плакса такой? Успокойся, всё хорошо.
Мальчик шмыгнул носом и растёр по лицу влажные дорожки, отчего его и без того чумазая мордашка стала совсем грязной
 – Хватит катить слёзы, иди, умойся и собирайся, тебя на улице уже заждались.
Снаружи послышался стук тяжёлого копыта по крыльцу и робкое мычание – верный зорб Мунка переживал за своего долго отсутствующего хозяина и звал его к себе.