Ворох бумаг или ветхие рулоны из Вурдалии

Вступление.

Сейчас стало популярным на форуме объединять свои произведения в один топ, что выглядит вполне рационально. По примеру остальных решился и я на такой шаг. Как говорилось в одной известной книге: «Есть время разбрасывать камни, и есть время собирать их». Результатом такого собирания и стал данный, местами отредактированный, цикл рассказов в стиле «фанфик», на тему Легенды.

Быть может, кому-то это покажется банальным «бумагомарательством», но я честно пытался оживить игру, хоть как-то разнообразить ее алгоритм - «Купил, продал. Убил, пропал!». Хотел выйти за рамки игровых «крестиков–ноликов».
Читайте и не забывайте, по возможности, комментировать. Критические замечания принимаю с благодарностью.

Рулон первый.

Поздний вечер в таверне.


Грум споткнулся и невольно натянул повод. Шедший следом, старый креонец издал жалобное мычание. Магмар устало оглянулся на караван. Пара отощавших зорбов, навьюченных тяжелыми глыбами льда, еле ковыляли обочиной пыльного тракта. Он невольно пожалел животных. Кормильцы, как ни крути. Первого, все понимающего Рока – старого верного друга, он приобрел еще во времена своей боевой вольницы. Второй появился недавно. Дряхлого штурмового зорба Груму удалось взять в аренду у одного богатого воина на прошлой ярмарке. Привыкший к седлу и звону стали, сейчас он строптиво косился в сторону, явно недовольный своей новой участью. Ничего – стерпится, пообтешется. Рок, наверняка, урезонит его в стойле. Грум, как и большинство магмаров, верил, что зорбы могут общаться между собой, делиться опытом, вот только нам никогда не услышать их бесед.

Вот уже и Курган остался позади. Вдалеке замаячили корабельные мачты, теснившиеся в знаменитой Вурдалийской гавани. Поднимая с дороги мелкие вихри пыли, в лицо ударил свежий порыв ветра, принеся с собой йодистый запах высыхающих водорослей, выброшенных прибоем. Грум заторопился. Скоро нагонит шторм, а с ним и стаи голодных варагн. Крылатые, хищные ящерицы обычно летят дальше и не охотятся в прибрежной зоне, но, чем нежить не шутит. Лучше перестраховаться и укрыть животных в стойле. Груженные, они вряд ли смогут дать отпор этим кровожадным бестиям. Зорбы тоже пошли резвее. От них, вблизи моря, наконец-то, отстала вечно роящаяся мелкая мошкара. Неспособные прокусить толстую шкуру, они, с противным жужжанием, кружат вокруг рогатых голов - лезут в глаза и набиваются им в ноздри.

У межевого столба Грум остановился. Вытащил из ножен старый, видавший виды, тесак. Вздохнул, проведя рукой по притупившемуся, в многочисленных зазубринах, лезвию. Пора вновь наскребать серебра и нести его на заточку. В лучах заходящего светила, клинок и вовсе казался древним. Жаль, вот только, не было в нем той мифической силы, наличием которой любят похвастаться многие благородные воины. Впрочем, обратно в ножны, тесак - «голова с плеч», как его в шутку именовал Грум, скользнул абсолютно бесшумно. Даже посеребренная гарда, привыкшая к ударам, не звякнула возмущенно. Деловито прощупав поясные карманы и убедившись в наличии боевых эликсиров, Грум, сотворив мозолистой рукой знамение, наконец-то решился пересечь границу. Заминка, из предосторожности, никак не была лишней. Магмар неоднократно испытывал на собственной шкуре подлые, разбойные нападения представителей враждебной расы с соседнего материка. Люди, или хумы, как их презрительно называли, частенько промышляли в округе. К сожалению, исход подобных стычек был непредсказуем, и вполне мог стать для него печальным.

Бросая цепкий, настороженный взгляд по сторонам, Грум, а следом и караван, поспешили к порту. Казалось, воздух здесь был прямо сгущен и пропитан тревогой.… Вздохнув полной грудью, Грум поглубже загнал в магму свою мнительность. Это всего лишь запах грозы, и во всем виноват надвигающийся шторм. Интересно, только он один чувствует такое? В любом случае, лучшим лекарством от всяких страхов, как часто любил повторять новичкам - студиозам досточтимый Флавий, является рациональное объяснение. Довольный собой, Грум, не теряя бдительности, даже начал нашептывать какой-то въедливый мотивчик...

Уже начало смеркаться, когда маленький караван достиг припортовой таверны. Строение было сложено из мощных бревен и смело противостояло напору морских стихий, хоть и стояло у самого причала. Из таверны доносился приглушенный шум, но он не мог заглушить громкий скрип корабельного рангоута и свист ветра в снастях. Предчувствие его не обмануло – шторм набирал силу.
Поспешно заведя зорбов на задний двор, Грум с облегчением вознес Шеаре благодарственную молитву. Молитва вышла скомканной, но это ничего – богиня поймет. Главное – обошлось! Привязанной у хозяйственного входа колотушкой Грум громко забарабанил в крепкие двери. Сработанные из посеребренной древесины они, наверное, и для людских топоров окажутся непреодолимыми. Сбоку распахнулось маленькое, слуховое окошко, откуда раздался грубый окрик:
- Кого там нечисть принесла на ночь глядя?!
- И вам не хворать, уважаемый Гливенс! – Грум опустил руку и разжал ладонь. Деревянный молоток–колотушка в последний раз глухо ударился о дверь.
- Это ты, Грум? - Уже более примирительно спросил хриплый голос за окошком и, не дожидаясь ответа, послышался лязг открываемого засова. Дверь толкнули наружу. Грум поспешно отступил на шаг, дабы уберечь свой нос. Будь проклята эта фортификационная целесообразность! На пороге, с зажженным фонарем, держа его над головой, появился невысокий магмар. Небольшой рост явно диссонировал с его луженой глоткой.
- Рад тебя видеть! – Он протянул ладонь. Грум стянул перчатку и ответил на рукопожатие, в который раз удивляясь его крепости.
- Как прошло путешествие? Чем порадуешь на этот раз?
- Спасибо, уважаемый! Слава богине, она не обошла меня своим покровительством! Я доставил вам лед с Чиюньских гор.
- Очень хорошо, Грум, - Гливенс направился к зорбам. Подсвечивая себе, он ощупал тюки. – Лед очень кстати. Не растаял, пока довез?
- Можете не беспокоиться, Гливенс. Глыбы льда я тщательно обмазал големской глиной, еще и соломы в нее добавил, чтобы не растрескалась.
- Чудесно, чудесно! – Трактирщик вытер руку о рубаху. - Разгружай в погреб и заходи, потолкуем об этом.
- Может, сначала о цене договоримся? – Грум погладил по холке старину Рока. Гливенс посмотрел на небо и демонстративно поежился.
- Давай внутри. Меня за стойкой клиенты ждут, а ты знаешь, какие они бывают нетерпеливые. – В этот момент, из-за дверного косяка, стараясь держаться в тени, робко выглянула мохнатая, большеглазая мордашка. - Не переживай, Грум! Конечно, договоримся, не в первый раз!
Гливенс направился в трактир.
- Заходи, как спра¬вишься. Кружкой пива угощу. Свежайшее! Только сварили.
- Да уж, не в первый. - Тихо пробормотал Грум, и, погромче, в спину уходящему трактирщику, добавил. - Разреши Буке, пусть поможет мне.
- Без проблем! Вы же приятели! – Мохнатое существо тут-же, с визгом, скатилось по ступеням под ноги Груму. Гливенс шутливо погрозил вслед пальцем – Ух, проказник!
- Привет, малыш! – Грум наклонился и ласково потрепал по загривку маленького йети. – Поможешь мне?
Слово было сказано! Бука вывернулся из-под руки и, отступив на шаг, хитро прищурился. Еще бы, ритуальная фраза прозвучала, и он опять оказался в своей стихии. Любимец трактирной публики был избалован вниманием и, несмотря на робкий характер, хорошо усвоил, что любую просьбу о помощи можно трактовать, как сделку.
- А с-с-то ты мне дассь? – Разговаривал Бука смешно, шепелявя и картавя. Слушать его была сплошная умора, с риском надорвать живот от хохота. Но стоило кому-то из магмаров не сдержать смех, то он тут же становился для маленького, но злопамятного йети заклятым врагом. Грум над ним никогда не смеялся – может из-за того, что сам четко не выговаривал в словах твердое «Л» и хорошо помнил насмешки друзей своего детства.
- Я привез твои любимые разноцветные ледышки. – Ярко-зеленые глаза Буки на мгновение вспыхнули и, тут-же потухли. – Будешь из них складывать картинки.
- Ледыськи люблю. Меня когда-то мама науцила ими иглаться. - Грустно произнес йети, - Я стлою из них мамину дом-иглу. Только они целез день все тают. Гивенс говолит: «Моклое место от дома осталось».
В неверном свете фонаря, то ли показалось, то ли на самом деле, в уголках Букиных глаз сверкнули слезинки. Груму захотелось пожалеть его и утешить, но он не стал этого делать. Чем он отличается от того неизвестного магмара, который когда-то, по какой-то своей прихоти, привез из похода трофей – дрожащий комок снежного младенца, перед этим, в бою, изрубив на куски его мать, быть может даже на глазах у Буки. В дни своей молодости, в погоне за славой, Грум, наверное, поступил бы также.
- А еще у меня есть для тебя кое-что вкусненькое! - Произнес он с наигранной веселостью.
- Вкусняска?! – Бука мигом воспрянул духом. – Давай!
- Э-э, нет! Сначала разгрузим зорбов!
- Холосо! Я помогать буду. – Подросток йети резво подхватил один из тюков, освобожденных Грумом, и посеменил в сторону погреба. Все-таки немалая силища скрывалась в нем. Наследие предков, как-никак.
Работа спорилась. Мирроу еще не успело окончательно кануть за горизонт, как весь лед был перегружен и тщательно укутан. Грум присел передохнуть, рядом примостился Бука.
- Давай! – Он нетерпеливо теребил рукав Грумовой кольчуги. - Вкусняску давай!
- Сейчас. Давай поищем твою вкусняшку! – Грум потянулся за рюкзаком и начал развязывать горловину. Тут-же оттуда высунулась любопытная остроносая мордашка. От неожиданности у Буки отвисла челюсть, а рука так и застыла на плече магмара.
- Вылазь, Лариска! Проветрись чуток. – Грум подтолкнул ручного кретса вон из рюкзака. Тот кувыркнулся вниз, но, при этом, умудрился приземлиться на лапки. Ничуть не смущенный таким отношением к себе, он деловито принялся обнюхивать все вокруг.
- Кто это? – Бука обрел дар речи, пусть и шепотом.
- Маленький кретс, Лариска. Мой боевой питомец и любимица одновременно. – Грум продолжал рыться в рюкзаке. – А вот и оно!
- Держи, заслужил! – Он протянул маленькому йети завернутое в сохраняющую пленку пироженное. Тот сразу повеселел и зашуршал оберткой.
Ларисска тоже заинтересовалась шуршанием. Она запрыгнула на колени Груму и, смешно топорща усы, вытянула остроносую мордочку навстречу новому, вкусному аромату. Но, как только йети протянул руку, чтобы погладить кретса, моя умница-подопечная моментально встала в оборонительную стойку и громко запищала.
- Осторожно, Бука! Ларисска, хоть и маленькая, но боевая подружка. Может и поранить. – Магмар сгреб кретса широкой ладонью и запроторил обратно в рюкзак. – Отдыхай красавица.

Последний осколок Мирроу утонул в океане. Тьма ночи опустилась над Хаиром. За это время штормовой ветер отогнал вглубь материка пепельные, порожденные вулканом, облака, вечно укутывавшие магмарскую землю. На короткий миг в небе показались редкие звезды. Грум засмотрелся на них. Может ради возможности изредка любоваться этим небесным украшением он и прикупил дачный участочек в неспокойной Вурдалии. Шторм явно не разделял его увлечений и спешил исправить свою оплошность, быстро затягивая небесные искорки своими темными тучами. Подхватываемые ветром, начали срываться первые, крупные капли дождя.
Грум уж было заторопился вовнутрь, когда на пороге неожиданно выросла фигура Гливенса. На этот раз он был во всеоружии. Под длинным, непромокаемым плащом виднелась чудная броня. В раскачивающемся от ветра круге фонарного, тусклого света невозможно было определить цвет его облачения. И, почему-то, Грум был в этом уверен, их мудреное название он тоже никогда не слышал.
- Грум! – Гливенс проворно сбежал по широким ступеням. – Помоги запрячь моего зорба в двуколку. Надо срочно ехать в Дартронг, к воеводе. Гидевер весточку с говоруном прислал. По случаю очередной победы хочет для лучших воителей банкет закатить. Вип-заказ, понимаешь!
- Гливенс! А рассчитаться со мной?
- Завтра, дружище, завтра зайдешь, рассчитаемся! – Он уже выводил из стойла могучего штурмового зорба, ядовитого конечно. Грум посторонился. Легкая, явно не из дешевых, двуколка стояла рядом, под навесом. Гливенс ухватился за дышло. – Помогай же!
- Ты же знаешь, уважаемый. Сразу должен быть расчет по сделке. – Грум решил не сдаваться, но, тем не менее, помог пристегнуть двуколку. – Закон для всех одинаков!
Гливенс рассмеялся в ответ на его слабую попытку отстоять свое.
- Уж не Стражами ли ты решил меня припугнуть, сердешный? – И понизив голос, с легкой угрозой, закончил. - Запомни, Грум! У меня все схвачено. Даже не пытайся!
Двуколка заметно накренилась, когда Гливенс перенес всю тяжесть бронированного тела на подножку, забираясь на мягкое сидение под кожаным тентом. Капли дождя стучали по нему особенно громко, как по барабану. Грум зло сплюнул под колесо отъезжающего экипажа. Двуколка остановилась. «Неужели заметил?» Неприкрытая шлемом голова трактирщика высунулась из-под тента. Груму показалось, что дождь забарабанил по его лысине с удвоенной энергией.
- Совсем забыл! Насчет пива, которое обещал, зайди все-таки, сними пробу! Скажешь Завурию, что я распорядился! Он нальет – я его за старшего оставил.

За узкими окошками-бойницами бесновался ветер. Знатный нынче шторм обрушился на побережье – ох и наделает он дел в гавани. Зато в трактире было тепло. Завурий лично, никому не доверяя, растопил большой камин, засыпав в него горсть драгоценного кристаллического угля. Чудо, а не топливо – магического тепла от него хватает надолго.
Пиво действительно было отменным! Грум, сидя за грубым, скобленым столом, на котором лежала изрядно поредевшая связка вяленой пещерки, успел уже причаститься к третьей кружке, и был порядком захмелевшим. Он обвел взглядом трактир. К столь позднему часу заведение опустело. Собрав свои манатки, отправились на боковую любители азартных игр - Пэт с Покером. Лейлы, красотки легкого поведения, тоже было не видать. Как всегда незаметно выпорхнула из зала, то ли сама спать, то ли работать с кем-то. Получается, Грум был последним посетителем – Синяк и Поликарпыч не в счет. Эту пару алкоголиков Гливенс эксплуатировал за стол и кров. Вот и сейчас. Синяк выметал из под лавок мусор, а Поликарпыч с усердием драил столы. Завурий, за стойкой, подперев внушительным кулаком щеку, лениво наблюдал за их потугами. Рядом, на лавку к Груму, запрыгнул Бука и начал что-то настойчиво всовывать ему в ладонь. - На! Тебе! С пивом кусать.
Грум взглянул на предлагаемую закуску. Это был сушеный огненный лещ, довольно крупный. - Стащил, воришка?
- Не-е! Гивенс сказал мне мозна! – Закрутил головой йети и, невпопад, добавил. – Я длаться умею.
- Глум! Возьми меня к себе! Питомцем, как Лалисска! – Грум поперхнулся глотком пива и закашлялся в кулак.
- Ты с ума сошла, зверушка снежная! – Едва откашлявшись, сумел выдавить Грум. – Да меня Гливенс в порошок сотрет, посуду мыть отправвит! Во, придумал! Выкинь эту блажь из своей дурьей башки!
Бука явно погрустнел. Видимо он ожидал совсем другой реакции на свое предложение: - Я хотел монстлов бить, стобы тебе не стласно было.
- Эх, Бука! Наивный ты еще! – Он приобнял мальца. – Не монстров надо бояться! Эти звери, на самом деле, безобидные создания, даже нежить. Самые страшные монстры – это мы, магмары, а еще люди. Только этим расам нашего мира доставляет удовольствие охота на себе подобных. Что уж тут говорить о диких животных – монстров, тем более, никто не жалеет. Они просто защищаются!
Внезапно, поток штормовой свежести ворвался в помещение, а вместе с ним на порог распахнутой двери шагнул Гливенс. Следом за ним вошли два гвардейца с топорами – солдаты Дартронга, и неуверенно затоптались у входа. Это было удивительно. Существовало негласное правило, введенное самим трактирщиком, и соблюдаемое магмарами неукоснительно - заходя в «Глотку Гурральдия», оставлять оружие в предбаннике!
- Поликарпыч! – С ходу начал распоряжаться Гливенс. – Бери своего дружка, и распрягите зорба во дворе. Да поживей, лентяи! Даром, что ли кормлю вас?!
К Завурию он обратился уже совсем другим тоном, почти по-дружески. – Плесни-ка служивым по кружечке пивка с дороги. Воевода был так добр, что, для безопасности, распорядился выделить мне сопровождение на обратный путь. – Только слепой не заметил бы, что трактирщик был не просто в хорошем, а в приподнятом настроении. Взвесив в руке тугой, набитый звонкой монетой, кошель, добавил. – И щедр!
- Не в службу, Завурий! Обслужи их! А я пока пойду, скину это железо! – Нырнув за спину вышибалы, начавшего уже цедить пиво из бочки, Гливенс скрылся за дверью своих личных покоев.
Солдатики, помявшись у входа, слегка осмелели и примостились за ближайшим столом. Завурий молча, поставил перед ними дорогие глиняные кружки, над которыми вздымались ароматные шапки белоснежной пены. Грум покрутил в руках свою деревянную кружку, третью за сегодня, и пожал плечами. «Не по Сеньке шапка!» - видимо, не дорос он в глазах вышибалы до уровня «големской» глины. Под столом зашевелился маленький йети. Грум и не заметил, как он юркнул туда при появлении гостей. «Храбрец! Драться он умеет!»
- Дай-ка! – Он протянул руку за вяленным лещом, которого Бука, все еще, прижимал к своей косматой груди. В ответ раздалось неразборчивое бормотание, но рыбу тот отпустил. Вот так, с лещом в одной руке, и с недопитым пивом в другой, Грум направился через зал к солдатам.
- Вечер добрый, братцы! – Под их настороженными взглядами он положил рыбу на стол. – Это от меня, к пиву, в знак уважения к вашей нелегкой службе. Э-э, хотел полюбопытствовать у вас…
Но разговор не получился. В него внезапно вмешался Гливенс, тихо подкравшийся со спины.
- Грум! Как хорошо, что ты задержался до моего возвращения! Оставь солдатиков в покое, пусть ребятки расслабятся после службы. – Он увлек Грума обратно, к его столу. – У меня к тебе есть срочный заказик.
- Ты ведь, насколько я знаю, неплохой рыбак. – Гливенс вернулся от стойки с двумя кружками пива. Глиняными! Улыбку Грума он, наверняка , отнес на предмет дармовой порции хмельного. – У меня есть хорошее предложение для тебя, порыбачить! С полсотни голов осетринки свеженькой, хрустальной наловить к столу воеводы.
- Я согласен! – Грум сделал большой глоток. Это пиво было намного лучше, чем то, что наливал вышибала.
- Вот и славно, братец! К утру, значит, я тебя жду с уловом. Будь уверен, если справишься, твоя репутация в Дартронге пойдет в гору.
- Угу. – Грум с наслаждением отхлебнул еще. - Значит так! Пять золотых за лед и еще пять за свежесть осетрины. Ну, и столичная репутация в придачу, само собой!
- Откуда такие цены?! Ты пива перепил? – Гливенс со стуком поставил кружку, которую даже не пригубил. – Три за лед и три с полтиной за рыбу! Больше не могу. И сверху, боевого коктейля полную флягу. По рукам?
- Не торопись, уважаемый. – Грум также отодвинул кружку. – Войди и в мое положение. Доставить тебе лед заняло четыре долгих перехода, полных опасностей, к этому еще аренду за второго зорба выплачивать. Теперь ты мне предлагаешь, не отдохнувши, срочно отправиться на всю ночь в Предгорье за осетром?! И за все, про все шесть несчастных золотых?
- С полтиной!
- Невелика разница! За бесценок горбатиться не буду! Я тебе не Синяк с Поликарпычем! – Грум тоже завелся. – Со своей ценой, Гливенс, можешь отправляться на биржу! Там наверняка, найдется осетринка для тебя, правда, второй свежести!
- Ты, пользуясь моментом, выкручиваешь мне руки. Грум – простак? Как я ошибался! – Трактирщик встал из-за стола. – Хорошо! Ударим по рукам на твоих условиях, вымогатель. Но за это, рассчитаешься за выпивку со своего кармана! Я, если помнишь, обещал угостить лишь одной кружкой.
- Еще бы! – Грум залпом допил содержимое своей кружки и тяжело поднялся. – Вычтешь из гонорара.
- Мне пора! – Он потер пальцами в недвусмысленном жесте. – Позолоти руку за лед, и я пойду рыбачить.
Монеты с легким звоном спрятались в его кошеле. Грум довольно улыбнулся и, слегка пошатываясь, направился в подсобку, где он оставил оружие. Проходя мимо единственного стола, шутливо отсалютовал суровым гвардейцам.
- Всем доброй ночи! Гливенс, не переживай – к утру жди и денежку готовь!


Май 2015г.

Рулон второй.

Легенды рождаются долго.


Ветер не утихал, но теперь он был попутным. И старый Рок, подгоняемый колючими порывами, без понуждения, сам перешел на рысь. Для зорба магмар, восседавший на нем верхом, казался, пусть и не очень легкой, но приятной ношей. «Все-таки, он очень привязался к этому недоразвитому, двуногому питомцу, пусть лишь и слегка разумному, неспособному даже на мысленную связь с подобными себе существами. Куда уж им, скудоумным, рассуждать о высоких материях».
Мерный стук копыт на тропе из застывшей лавы, так помогающий упорядочить свои мысли, неожиданно сменился громким чавканьем под ногами. Опешивший Рок, сбившись с мысли, остановился и недоуменно покрутил своей огромной головой. Вокруг расстилался огромный заливной луг, сплошь поросший сочной, высокой травой. Крепкие порывы ветра в этом растительном море гнали ровные ряды зеленых волн, катившихся до самого горизонта. Горизонта, который, как всегда в этом мире, упи-рался в горные гряды Ментали. Уловив в волнении травы определенную упорядоченность, зорб смог привести в порядок и свои мысли. Наездник нетерпеливо пришпорил его. Толстокожему Року нравились такие покалывания боков. Это был один из плюсов его дружбы с двуногими. Иногда он специально делал вид, что упрямиться – только лишь для того, чтобы ему лишний раз помассировали бока. «Ну вот, кажется, добрались». Наездник спрыгнул наземь и начал рыться в седельных сумках. «Сейчас полакомимся. Еще один бонус от магмарской расы – порции сбалансированного питательного корма. Самое время подкрепиться перед дремой».

Грум развязал мешок и подсунул его зорбу. Рок аппетитно захрустел своим сухпайком. Потрепав животное по рыжей холке, Грум огляделся вокруг. Похоже, все было спокойно. Лишь вдалеке, сплетаясь ветвями, вели свой неторопливый танец пара неуклюжих молодых древней. Для опытного магмара они, как, впрочем, и другие обитатели Звиглодской дубравы, не представляли опасности. Даже при помощи удочки он легко с ними расправится. Полноводная, в это время года, река несла свои воды совсем рядом, грех было не воспользоваться возможностью. Да и не заработка ради, а в свое удовольствие, благо трактирщик в последний раз рассчитался сполна за осетрину.

Грум спустился к небольшой тихой заводи, защищенной от ветра обрывистым берегом, густо поросшим колючим кустарником. Неплохое местечко. Перед забросом тщательно осмотрел свой спиннинг с новой приманкой – блесной из пузырчатого металла, его собственным изобретением. Естественно, не терпелось опробовать новинку. Кончик удилища со свистом рассек воздух, и блесна устремилась вдаль, чтобы с громким «бульком» приводниться где-то посреди речного русла. Во всяком случае, так должно было быть, но.., «Магмар предполагает, а Шеара располагает»! Из-за соседних, все еще цветущих кустов, наперерез Грумовой снасти взметнулась чужая. Лески, неимоверным образом, запутались еще в полете и тяжелая блесна, повинуясь приданному ей первоначальному ускорению, оторвалась, безвозвратно плюхнувшись в воду. С оглушительным «бульком»!
Грум аж взвыл от ярости. Он отбросил удилище, рискуя сломать его, и ринулся на разборки с неведомым конкурентом. В праведном гневе, изрыгая проклятия и ломая колючие ветви, магмар выскочил на соседний, крохотный пляжик. Выскочил и остолбенел. У кромки воды, с опущенной, допотопной удочкой и растерянным видом стояла огненноволосая девчонка. Симпатичная и, главное, совершенно раздетая молодая магмарка! Не догола, конечно. Все прелести ее пурпурного стана были скрыты под набедренной повязкой и нагрудной лентой, но все же! Кстати, лента, прикрывавшая бюст, была на пару размеров меньше требуемого. Казалось, она вот-вот лопнет под напором упругого содержимого, к которому так прикипел его взгляд. Грум замер с открытым ртом. Он поперхнулся заготовленными ругательствами, кулаки разжались, но что толку, челюсть все равно непроизвольно пыталась отвиснуть, и совладать с этим он был не в силах. В попытке замаскировать столь неловкую для себя паузу, Грум оправил ладонью усы и, постаравшись придать глазам несвойственные магмарскому зрению тактильные функции, демонстративно ощупал взглядом ее фигуру.
- Нудистка! - Он вложил в это слово как можно больше презрения, досадуя на столь долгие мгновения своей растерянности. Заметила или не успела?
Ее глаза вспыхнули и метнули в Грума ослепительно жарким, сотканным из чистого достоинства взглядом. Так показалось. А может, и нет. Грум почувствовал, как кончики его ушей стали наливаться цветом молодой лавы.
- Это не запрещено! – с вызовом ответила она. - Я не хотела вам навредить.
Дерзкая магмарочка отвернулась и, ничуть не стесняясь, неспешно натянула и оправила на себе охотничье одеяние. Зеленая рубаха еле прикрыла вызывающе белый набедренник. Грум не мог припомнить таких коротких фасонов в магазине – сама урезала, что ли? Девчушка явно из новичков, но с характером. Он постарался взять себя в руки, не опускаться же до ее уровня.
- Как тебя зовут, добытчица?
- Соня... Нежная! – И чуть смущенно добавила, - В смысле, Нежная Соня.
Грум спрятал в усах невольную улыбку.
- Стесняешься имени? Зря! Сама ведь выбирала! Я буду звать тебя рыбачка Соня, согласна? – Магмарочка легко кивнула.
– А меня просто Грумом кличут. - Не удержался и добавил. - Без нежностей.
Сказал и пожалел. Как бы ни обиделась на иронию. У женщин, особенно красивых, всегда с юмором было туговато. Обошлось, кажется, а может, и нет. Девушка вдруг как-то сразу погрустнела и осунулась. Плечи опустились, а недавно дерзкий взгляд сме-нился растерянностью в глазах. А еще, в самых уголках, угадывалась беззащитность. Груму стало неловко за свою бестактность. Он уже собрался извиниться, но его опередили.
- А меня опять бросили. – Тихо сказала Соня. Поежилась, обхватив плечи руками. – И я не знаю, что теперь делать.
- Как бросили? – Не понял Грум.
- Как будто душу вынули. – Всхлипнула девушка.
- Вон оно как! Тогда все ясно. Ну, ты не плачь, не беда это вовсе, ведь не впервой такое испытываешь?
- Нет.
- Вот и я о том же! Обживешься тут у нас немного и внимание перестанешь обращать на такие мелочи. Давай лучше рыбачка наверх поднимемся, темнеет уже у воды.
Под крутым берегом действительно быстро темнело. А наверху свежий ветер все также гулял по равнине и в кронах далекого леса. Пронизывающие шквалы налетали с завидной регулярностью, видимо на побережье разыгрался хороший шторм.
- Я продрогла. – Соня зябко поежилась, когда они расположились рядом с дремлю-щим зорбом и Грум принялся доставать нехитрую снедь. – Давай разведем костер?!
- И думать забудь! – Грум отставил рюкзак и направился к зорбу. Назад вернулся с большой попоной в руках. – Держи, укутайся этим. Огонь разводить не будем! Древни со всей округи набегут - числом задавят, не отобьемся. Понимаешь, у них в извилинах коры крепкими зарубками высечена страшная для древесной жизни цепочка из трех "П": пламя – пожар – погибель. Такой себе инстинкт самосохранения!
- А у тебя, у Вас, уже было такое? Такое чувство, что кто-то невидимый, но родной бросает вас на произвол судьбы?
- Было. У всех в этом мире было и есть! – Грум присел рядом. Соня зашуршала попо¬ной, укутываясь. Ну, точно маленький ребенок, приготовившийся слушать сказку на ночь.
- Этих «невидимых, но родных», - Продолжил Грум, - Многие называют хозяевами, но мне больше нравится считать их ангелами, ангелами – хранителями.
- Да. - Тихо согласилась Соня, прикрыв глаза. – Ангелы лучше и.., и прекрасней.
Он озадаченно посмотрел на нее. Казалось, девушка унеслась в свои девичьи грезы, и дрема вот-вот одолеет ее. Попытался тихонько, чтобы не потревожить, подняться... Угу, как бы ни так! Магмарка Соня открыла глаза и требовательно уставилась на Грума.
- Продолжайте, пожалуйста! – Голос ее отнюдь не был сонным, наоборот, звучал уверенно и твердо. Грум застыл, так и не успев до конца распрямиться. Уже второй раз девчонка заставила смутиться его, опытного магмара, причем, на ровном месте. Вздохнул и вновь опустился на траву.
- Да, одним словом, ангелы всех нас покидают на время. Кого на ночь, кого, на неделю, или на месяц, а кое-кого и навсегда. Причем, без всякого на то предупреждения. Думаю, ангелам тоже требуется сон и отдых, или там, делишки свои ангельские порешать, с нами не связанные. Да ты не переживай, вернется твой ангел-хранитель, вот проспится и утром вернется. Будь уверенна!
- А если не вернется, а если навсегда? – В ее голосе скользнули нотки страха, - Я умру? Навсегда исчезну из этого мира?
Грум промолчал: «Нет, девочка, не исчезнешь. Во всяком случае, не сразу. Ты ста-нешь тенью. Тенью призрачной, не боевой, обреченной бессмысленно бродить по од-ной из долин этого мира...» Горькая, правда, которую он не решился озвучить.
- Нет! Но будет тяжело! – Маленькая ложь во благо. Грум вздохнул и решил поме-нять тему. - Если не хочешь спать, то может, перекусим чего-нибудь?
Девушка не ответила. Сидела, обняв колени и уткнувшись в них подбородком. Попона сползла с ее головы и ветер трепал распущенные волосы. В красном свете заката они казались огненными, как языки пламени. Задумавшись о чем-то своем, она совершенно не обращала на это внимания.

Диск Мирроу окончательно утонул за горизонтом, погрузив долину во тьму. Лишь далекие верхушки гор отражали его последние, прощальные лучи. Грум вытащил из рюкзака склянку со светляками, встряхнул хорошенько и поставил перед собой. Растревоженные жучки Зика, в импровизированной лампе, засуетились, попеременно вспыхивая то желтым, то бледно зеленым цветом. Признаться, освещенности от них было лишь чуть, но достаточно, чтобы не пронести ложку мимо рта. При этом, их мерцающий, холодный свет действительно завораживал, волшебным образом струясь из обычной колбы.
Грум впился зубами в холодный окорок, не забыв, конечно, первоначально предложить его девушке. Та проигнорировала вежливый жест магмара, или попросту его не заметила, уставившись на светящуюся колбу. Грум не был удивлен – она не первая, кого гипнотизировало непривычное, живое свечение зиков, поэтому, «ничтоже сумняшеся», он с удовольствием продолжил уплетать аппетитное мясо. Ее неожиданный вопрос застал Грума врасплох, именно в тот момент, когда челюсти с громким хрустом перемалывали сочный хрящ.
- Ты колдун? – Громко сглотнув пережеванное, а остальное, с досады, выплюнув под ноги, Грум перевел дух, прежде, чем ответить.
- Ну-у... - Протянул он, собираясь с мыслями, - Практикую помаленьку. Тебе то что?
- Ты не мог бы помочь мне своим колдовским мастерством?
- Ангела вернуть? Конечно могу, легко!
Девушка с надеждой подняла на него взгляд. Но Грум, с недоеденным окороком в руке и с досадой на языке, ответил злым сарказмом.
- Могу чернила состряпать и с пергаментом чистым помочь! Напишешь жалобу-прошение в небесную канцелярию, самой божественной Шеаре! Пусть разберется с твоим хранителем, накажет за безответственность. – Грум даже улыбнулся, представив такое, - Ну там, в угол поставит, или ремня всыплет!
Соня, которая Нежная, оказалась, на поверку, слишком ранимой и чувствительной. Обиженно уткнулась лицом в колени. Грум успел заметить, как в уголках ее глаз, что-то блеснуло. Понятное дело, бабы! Что с них взять – слезы их лучшее оружие, годятся и для защиты, и для нападения. В сравнении с ними боевая магия нервно курит в сторонке. Теперь Груму хотелось пожалеть ее, утешить. Мужское сердце все же не камень, дрогнуло. Да и признаться, понравилась ему эта молодая красотка! Не зря в народе говорят: « Седина в бороду, бес в ребро!» Грум уж было протянул руку, чтобы погладить ее, но удержался. Разозлился на себя за эту слабость. со злости запустил недоеденную кость далеко в траву, пусть местные пауки догрызают. Как ни странно помогло, полегчало. Он присел рядом и приобнял девушку за плечи, по отечески, как ребенка, чтобы утешить и только. К тому же, жесткая попона под рукой, в которую укуталась девушка, служила достаточной преградой, чтобы такой жест не воспринимался интимным. Девушка, наверное, это тоже понимала и не делала попыток отстраниться, лишь слегка вздрогнула от прикосновения.
- Вот что я тебе скажу, Соня! – Начал негромко Грум, - Боюсь, и великая Шеара не поможет тебе в этой беде. Колдовство, ведьмовство и магия тут совершенно бессильны. Чтобы справиться с такой задачей необходимо настоящее волшебство, понимаешь?
Девушка подняла голову и посмотрела на Грума, глаза ее действительно блестели от слез. Грум выругал себя за бестактность.
- Прости, я не хотел тебя обидеть! – Соня лишь кивнула в ответ, вытирая слезы. И то хорошо, Грум посчитал, что извинения приняты, и можно продолжать.
- К сожалению, в нашем мире нет волшебников, но... - Он сделал многозначительную паузу. – Но, к счастью, есть волшебство! Оно существует!
- Какое волшебство? Расскажи, не томи! – Девушка нетерпеливо вскочила на ноги и перевернула колбу со светляками. Хорошо, хоть не разбила, лишь неплотная крышка слетела с горловины. Потревоженные насекомые, уже было угасшие, вновь вспыхнули и, почувствовав свободу, ринулись наружу.
- Ой! – Виновато вскрикнула она и замерла, наблюдая за полетом зиков.
Зрелище и, правда, было красивым. Грум сам такого никогда не видел и вместо того, чтобы поспешно закрыть колбу, зачарованно следил за происходящим. Фосфоресцирующие насекомые парили над ними маленькими светящимися сферами, медленно кружа в воздушном танце. К привычному нежно зеленому цвету стали добав-ляться желтые и фиолетовые вспышки. Казалось, что они переговариваются между собой, и в этом их общении царила эйфория радости. Настоящее чудо!
К сожалению, чудесный вальс огоньков продлился недолго. Налетевший порыв ветра разметал это шоу, отнес слабых насекомых вдаль, разбросав по бескрайним травяным просторам. Один из Зиков шлепнулся на латный сапог магмара. Грум взял его в ладони, оглушенный жучок едва поблескивал, и протянул Соне.
- Что с ним? – Она аккуратно, сложив ладони лодочкой, пыталась рассмотреть в наступившей темноте крохотное существо. Грум пожал плечами.
- Ну, судя по всему, он контужен.
- Бедненький! – Соня бережно опустила жука в траву. – Выздоравливай, кроха! И спасибо тебе маленький, это было волшебно!
- Да уж! – То ли подумал, то ли прошептал одними губами Грум.
По законам жанра сейчас он должен был выдавить скупую мужскую слезу, что еще больше растрогало бы Соню, но к лицу ли ветерану подобная фальшь? Конечно нет, тем более, что к ушибленной букашке он не испытывал ни капли сострадания. А вот девушку было искренне жаль.
- Поздно уже. Давай-ка ложись отдыхать. – Грум на ощупь собрал в рюкзак остатки ужина. – А я, так и быть, расскажу тебе сказку на сон грядущий.
Девушка, вопреки ожиданиям, покорно завернулась в попону.
- Мне мама в детстве рассказывала сказки. – И тихо попросила. - Расскажи хорошую, пожалуйста.
- Хорошую? - Грум присел и, чуть помедлив, растянулся рядом на траве, заложив руки за голову. – Сказки они все хорошие и добрые с момента, когда они, собственно, и становятся сказками, в отличие от мрачной были их порождающей.
- Сказку! – Тихо, но требовательно донеслось из-под попоны.
- А, ну да! – Грум вздохнул. «Прям, как маленький ребенок!» - скользнула мысль.
- Слушай! – Он понизил голос. Почему то казалось, что сказки должны рассказываться именно так – тихо и таинственно. – Есть в нашем мире много всякого диковинного и странного – плоды творения возбужденного разума двух великих драконов: белого и красного. Что с них, вершителей, взять? Натворили, одним словом, за века всякой всячины, и хорошей, и не очень. Но не все здесь подвластно им, и даже великой Шеаре. Существует предание, или поверие о чуде не от мира сего. Будто бы раз в году наступает чудная ночь, когда в дремучих лесах, в окружении полчищ лютых древней, на неведомых полянах расцветает волшебный цветок папоротника. И распускается он на краткий миг, в четвертую ночную стражу, перед самым рассветом. А лишь только начнет сереть небо над горизонтом, перед нескорым восходом, рассыпается тот цвет в прах из невесомых семян, разносимых ветрами по всему свету. Правда, находятся ум-ники, утверждающие, что все это чушь. Что папоротник не может цвести, а просто размножается легчайшими спорами на ветру. Еще и в доказательство тычут под нос толстенные фолианты по ботанике, где все растущее описано по науке. Но я в это не верю! Я тебе больше скажу, я своими глазами видел засушенный цветок папоротника и, кстати, - Грум улыбнулся в темноте, - Он был заложен между страниц одной из этих заумных ботанических энциклопедий. На него просто никто не обращал внимания. По-чему? Потому что не верили, а вера это главное! Не зря богобоязненный люд утверждает, что вера творит чудеса...
- Он красивый? – Грум, сам увлеченный своим рассказом, сбился на полуслове.
- Кто? - Вопрос Сони застал его врасплох.
- Цветок, который ты видел.
- Не знаю. – Грум повернулся набок, лицом к закутанной девушке. Задумался, припоминая. – Вряд ли! Это же гербарий, цветочная мумия! А разве может мумия быть красивой? Маленький, хрупкий и невзрачный высохший цветок, намертво раздавлен-ный тяжелым пергаментом.
Соня не ответила. Грум подождал чуть-чуть, но безрезультатно: «Может, заснула?» Зевнул сам, кулаком протер начинавшие смыкаться глаза – тщетно, все равно хотелось спать. Убаюкал ребенка, можно и самому отдохнуть. Лишь одна мыслишка терзала, не давая полностью отдаться сну: « Нехорошо как то сказку оборвал, не закончил». А так, как Грум всегда старался заканчивать начатое, то с трудом, преодолевая тяжесть век, тихонько продолжил свое повествование.
- Ну, так вот. Кто сможет найти и сорвать тот цветок, преодолев все опасности. Самое главное, свой страх! Тот может загадать любое желание, которое обязательно исполнится. Говорят, он еще указывает на клады, но думаю, что это лишь, благодаря таковому желанию тех немногих, движимых пороком алчности. Цветок папоротника волшебный, а волшебство не следует направлять на столь низменные цели...
Голова Грума, умостившаяся на предплечье, соскользнула и клюнула носом в сырую траву, отчего он на миг встрепенулся и в полудреме пробормотал.
- И сегодня... Ночью... Эта... Та самая ночь! – После чего сон одолел его окончательно.

Рок лишь на минуту прекратил пережевывать свою травяную жвачку, когда двуногая молодая особь тихо поднялась и, стараясь ступать бесшумно, направилась в сторону далекого леса. Зорб напряженно размышлял – стоило ли будить хозяина из-за такой мелочи, ведь никакой опасности не наблюдалось.
«Смешные они, эти двуногие, считающие себя хозяевами жизни и венцом творения. Столько перениматься из-за какого-то цветка, пусть и редкого. Нет, скорее даже очень редкого, но вполне реального. Пробовали как то, знаем! Горький, но хорошо прочищающий... Нет, опять не то – хорошо просветляющий мозги. А для умеющих думать это очень полезно. И искать его не проблема – всего то и нужно обладать шестым чувством. У нас этого не отнять. Даже жаль немного, что у двуногой расы это чувство так и осталось в зародыше. Мучаются теперь бедолаги...»
Мысль внезапно потерялась и зорб, очнувшись, принялся усиленно жевать. Ведь процесс мышления подчиняется строгому ритму, который всегда необходимо поддерживать. Наклонившись, Рок сорвал губами очередной шмат сочной зелени. Соч-ное и мерное: «Хруп, хруп, хруп» - позволило вновь привести в порядок мысли. «Разбужу все-таки хозяина. Пусть оценит пропажу – ведь так занятно наблюдать за их эмоциями и переживаниями!» Не судилось ...
Грум проснулся, лишь только девчонка подхватилась. Виду только не подавал, пока она впопыхах, в темноте, стараясь не шуметь, собирала свои вещи. Вначале он хотел окликнуть ее, но передумал, лишь краем глаза продолжал наблюдать. Не надо было быть «семь пядей во лбу», чтобы догадаться о ее намерениях. Со своей стороны он дал ей главное – надежду! И теперь у нее была цель, которую она, с ее-то упрямством, рано или поздно, достигнет. Грум был уверен в этом. Он неслышно поднялся над высокой травой, провожая девушку взглядом, пока ее тонкий темный силуэт полностью не растворился в ночи.
- Удачи тебе, рыбачка Соня! – Тихо прошептал он и, невпопад, добавил, то ли себе, то ли вечно жующему, верному зорбу. – Легенды рождаются долго. Быть может сейчас зарождается новая!


2015 - 07. 11. 2017 г

Рулон третий.

ВОЙНА и МИРы.


Начинало вечереть, когда Грум въехал в ущелье. Здесь в узкой долине, затиснутой среди старых, выветренных скал, темнело особенно быстро. Но в знакомых местах и ночь не помеха. Грум уверенно свернул влево на едва различимую в густых сумерках тропу, ведущую к глинобитному, с крышей из звиглодского тростника, дому. В окнах было темно, и это немного огорчало. По всему выходило, что Сугора не было дома. Наверное, опять «гастролирует» со своими гуслями на очередной пирушке. На всякий случай Грум постучал в дверь, чтобы услышать в ответ тишину, нарушаемую только далеким собачьим лаем с близлежащей фермы. Жаль, хотелось переночевать под кры-шей, да еще и в хорошей компании. Под разговор, пропустить чарочку, другую на сон грядущий... Не судилось. Грум разочарованно повел в поводу зорба на ближайший холм - сегодняшнее место ночлега.

Рок предупреждающе громко фыркнул. Грум насторожился, и рука легла на эфес тесака. Кто-то поднимался к нему по тропинке и это был не дикий монстр, иначе зорб повел бы себя совсем иначе. Голосом, не сулящим ничего хорошего, окликнул:
- Кого там по ночи носит?!
- Я местный. Меня Лукой зовут. – Раздался из темноты испуганный мальчишечий голос. – Можно с вами у костра погреться?
- Подойди! – Грум вгляделся в худого подростка, шагнувшего в круг света, и уже более спокойно продолжил. - Здравствуй, сорванец! Погреться, конечно, можно - садись поближе к огню. Давненько мы с тобой не виделись. Как жизнь?
- Да нормально, дядя Грум. – Магмар удивленно поднял бровь. Лука подошел ближе, но остался стоять, протянув руки к языкам пламени. – Я вас сразу узнал. Еще засветло приметил, когда свиней загонял в кошару. Издалека идете?
- Издалека. Да сядь ты уже, не маячь столбом! – Грум достал из рюкзака нехитрую снедь, оставленную на ужин – хлеб и зажаренный до подгоревшей корочки окорок.
- Держи! – Он отломил изрядный кусок жаркого и такой же ломоть от каравая. – Как говорится, чем богаты…. Не побрезгуешь трапезой со старым магмаром?
- Что вы! – Сиротские голодные глаза вспыхнули невысказанной благодарностью. Лука жадно впился зубами в мясо и, уже с набитым ртом, промычал что-то нечленораздельное, лишь отдаленно напоминающее «спасибо».
Ели молча. В отличие от мальчишки, Грум делал это неторопливо. Тишину ночи нарушало лишь веселое потрескивание костра и бульканье закипающего чайника, подвешенного над огнем.
- Кружка есть? – Нарушил молчание Грум.
Лука кивнул и, не переставая жевать, достал из своей линялой, потрепанной котомки деревянную плошку. Грум только головой покачал. Выстроил рядышком свою золоченую кружку и сиротскую посудину, в обе насыпал по хорошей щепотке чая.
- Залей кипятком. – Грум аккуратно завязал и спрятал в рюкзак узорный чайный кисет, пока мальчишка метнулся наливать воду.
Чай был хорош: ароматный, с горчинкой – настоящий, одним словом. И недешевый. Не зря народ посмеивается: «Купец Галаш и выгода – братья навек!» Грум пил этот волшебный напиток маленькими глотками, наслаждаясь вкусом и растягивая удовольствие.
- Как успехи в школе? – Вопрос был дежурным. Впрочем, а каким он должен был быть? О чем еще взрослый магмар мог расспрашивать подростка на досуге.
- Никак. – Лука громко отсербнул из своей плошки. – Я не хожу в школу. Мне каждый день нужно свиней пасти фермерских.
- Печально! – Грум тоже пригубил и многозначительно продолжил. – Ученье свет, а не ученье тьма!
- А я умею читать! – Гордо заявил Лука. – Меня дядя Сугор выучил. И писать немного. Я в своей пещере все стены пописал!
Грум поперхнулся от смеха и закашлялся.
- Правильно говорить – исписал! А то с мокрыми стенами как-то неуютно. Могу представить, что ты мог на камнях нацарапать, грамотей!
- Я не царапаю, я мелом пишу. – Обиженно отозвался парень, но Грума уже понесло. Его просто переполняло сарказмом, которому необходимо было дать выход.
- Слово из трех букв, с двумя ошибками? Или сказку о поросятах из деревенского стада, где, опять же, ошибка на ошибке и ошибкой погоняет бедного поросенка?!
- Как умею, так и пишу! – В отсвете костра глаза у мальчишки предательски заблестели, а голос дрогнул. Лука уткнулся лицом в колени.
Грум перестал смеяться и присел рядом.
- Прости! – Обнял мальчишку, привлек к себе. Тот не сопротивлялся. – Я не хотел тебя обидеть, поверь! Сам не знаю, что на меня нашло! Давай лучше еще по чайку мировую выпьем.
- У меня есть еще. – Обиженно пробубнил себе в колени Лука.
- Так ведь он остыл уже, а холодный чай, да на ночь глядя, это к беспокойному сну. – Грум вновь подвесил чайник над затухающим костром, подбросил в угли свежую порцию хвороста. Сушняк весело вспыхнул, вмиг рассеяв сгустившуюся темень.
Лука грязным рукавом долго тер глаза.
- А хотите, я вам почитаю? – неожиданно предложил он.
- Давай, удиви старого магмара, если буквы различишь в таком свете.
- Я смогу! Знаете, какое у меня зрение? Я с этого холма могу опушку Звиглодской дубравы увидеть!
- Ну, хорошо! - Грум только улыбнулся, - Что за книжку читать будешь?
Он приготовился услышать один из очерков Хаира, подборки которых многие воины таскают с собой. Невнимательный магмар вполне мог обронить его по дороге, а сирота подобрать – для него это было бы настоящим сокровищем.
- У меня нет книжки, только один оборванный листок. Я его нашел в мусорной яме у дома мудреца. – Лука полез в свою торбу и, покопавшись, явил на свет мятый, надорванный с одной стороны лист бумаги. Наверняка очередной, отбракованный Флавием, обрывок неизвестной рукописи из огромного вороха бумаг, ежедневно и во множестве приносимых ему. Грум примостил под голову рюкзак и прикрыл глаза.
- Читай уже!
Мальчишка аккуратно разгладил на коленке бумагу и негромко, треск сучьев костра иногда заглушал его голос, начал читать.

« Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно собирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах, на десятину места, трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и не раненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять….»

Лука прервался.
- Я не знаю, что такое «мундиры» и «десятина». – Он вопросительно посмотрел на Грума.
- Я тоже не слышал таких слов среди магмаров, может хумы их употребляют. Продолжай, не отвлекайся!

«Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма, и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте.… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить все и побежать куда попало… »

В костре особенно громко треснула перегоревшая ветка и упала в самый жар углей, откуда, потревоженным роем, во все стороны брызнули искры. На миг Лука замолк, насторожившись, но лишь на миг. Проводив взглядом одну из искр, взвившуюся выше всех и упрямо нежелавшую гаснуть, он вернулся к чтению.


«… Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы
были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь, и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплющивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами…. »

Все. – Лука шумно вздохнул. – Это рассказ о какой-то великой битве?
Грум ответил не сразу.
- Величайшей из всех, про которые я когда-либо слышал, клянусь Шеарой! – Он был по¬трясен услышанным: « … несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми…». Невероятно!
- А зачем кидаться ядрами? И это, каким же огромным должно быть ядро, чтобы расплющить воина? – На Грума, как из короба посыпались вопросы, чтобы остаться без ответа. Не дождавшись, паренек неуверенно добавил, - Ядра к ноге приковывают.
- Это битва не нашего мира! – Грум вспомнил о чайнике и по новой разлил напиток. В глазах подростка не хотелось выглядеть таким же, мало что понимающим невеждой.
- Я когда вырасту обязательно стану лучшим воином! Великий дракон будет доволен, когда я преподнесу ему множество людских скальпов! – Грум с грустью взглянул на парнишку, у которого опять заблестели глаза. Вот только на этот раз не от слез.
- Ты, главное, свой скальп сохрани! И вот что. Ты когда-нибудь видел настоящее сражение?
- Нет. – Его юношеский запал разом сник.
- Тогда ложимся спать, а завтра я отведу тебя посмотреть битву. – Глаза у Луки вновь загорелись, но Грум опустил его с небес на землю. Закончил, как припечатал. – Издалека!
Сегодня он долго не мог заснуть. Задумчиво смотрел на подернутые пеплом угли костра и думал. Думал, что также, припорошенные пеплом, дремлют наши воспоминания и сколь мало нужно, чтобы оживить их. И то, что прочитал мальчишка, тоже чьи-то воспоминания, подернутые пеплом невиданных войн…

На место они добрались лишь к полудню следующего дня. Грум не боялся опоздать, здесь всегда гремели бои. Правда, не обошлось и без некоторых потерь с его стороны – пришлось заплатить хозяину свиного стада за отсутствие пастуха. Всю дорогу до города, сидя в седле, Грум костерил себя за это. Мальчонка, примостившись сзади и держась за его пояс, не уставал во все стороны крутить головой и задавать свои глупые вопросы. На них обращали внимание столичные зеваки, и от этого Груму было особенно неуютно. Лишь оставив за спиной величественные стены Дартронга, он воспрял духом. Разве может десяток серебряных монет перевесить данное магмаром слово? Даже, если оно дано под мимолетным впечатлением от услышанного? Нет, конечно, слово магмара дороже серебра и злата!... Но фермер этот «свинячий» все равно гад! Жадный барыга!
Остановились на горной лужайке, захватившей своим изумрудным покрывалом всю террасу. Грум расседлал Рока и пустил пастись. Седло вручил Луке и рукой указал место, куда положить - пусть не чувствует себя праздным пассажиром. А сам, взвалив на плечо седельные сумки, направился в сторону больших валунов, громоздившихся на краю. Осторожно выглянул, наметанным взглядом осматривая окрестности, и лишь после этого махнул рукой, подзывая парня.
- Я здесь, дядя Грум! – С разбегу плюхнулся рядом в траву Лука. Точнее на гранитные осколки, этой травой замаскированные. – Ой!!
Он перекатился на спину, баюкая ушибленный локоть. Грум для острастки шикнул на него:
- Цыц! Тут тебе не дома!

Внизу, в кольце гор раскинулась голая, вытоптанная тысячами копыт и подошв долина, лишь кое-где разбавленная редкими вкраплениями древних развалин. Вдалеке кипело сражение. Там все перемешалось: всадники, пешие, зверье ручное и, конечно, неподвижные фигуры отвоевавших свое. Отсюда невозможно было разглядеть, кто есть кто на этом поле брани. Яркие пятна клановых знамен то пропадали из виду, подмятые павшими прапорщиками, то вновь вздымались над побоищем, подхвачен-ные живыми товарищами. И блеск множества клинков, не устающих подниматься и разить…
Детали ускользали от взора. Расстояние все-таки было немалым, зато слышимость поражала. Звон стали и крики боли, заглушаемые еще более громкими победными кличами, резали ухо. Если прикрыть глаза, могло показаться, что находишься в самой гуще сражения. Горная чаша, удивительным образом, многократно усиливала любой звук. Пожалуй, Флавий выразился бы более мудрено: « Акустические свойства долины ». И, именно из-за этих свойств, древние, наверное, и выбрали это место для битв.
Грум подумал: « Что чувствуют сейчас там бойцы? Не тоже ли самое, что и те, неведомые воины иного мира на клочке бумаги ». Посмотрел на мальчишку. Тот лежал с открытым ртом и, прямо, пожирал глазами это зрелище. Грум отвернулся. Его внимание привлекла возня в развалинах, у самого подножия террасы. Там, за камнями, скрывалась небольшая группа воинов. Грум пригляделся. Кажется свои, братцы, магмары. Вот только почему здесь, а не в долине? Ответа пришлось ждать недолго. Грум толкнул локтем засмотревшегося Луку и, молча, указал на развалины.
На тропе, проходящей рядом, показались два огрийских воина, которые медленно двигались прочь от сражения. Раненые. Один из них, пошатываясь и сильно припадая на одну ногу, помогал идти своему израненному товарищу, буквально повисшему у него на плече. Не подозревая о поджидавшей их засаде, они мучительно верно приближались к развалинам. До жестокой развязки оставалась лишь пара шагов.
Все произошло очень быстро. Ватага молодых магмаров толпой, с криками и улюлюканьем, набросились на беспомощных хумов. В мгновенье ока их окружили, вверх взметнулись мечи и топоры. Ошарашенные люди, наверное, не успели даже схватиться за оружие, и тут же пали под лихими магмарскими ударами. Грум знал, что последует дальше. Мародерство и глумление над поверженным противником - бонусы войны.
Вот один окровавленный скальп победно вознесся в чьей-то поднятой над толпой руке, за ним, под одобрительные крики, кто-то поднял над головами второй трофей. Помятые и порубленные доспехи поверженных быстро разошлись по рукам. Дело было сделано. Довольные воины, смеясь и подшучивая, друг над другом, покидали место расправы, уступая свою «добычу» неизменным спутникам побед и поражений – падальщикам долины.
Грум отвернулся, зрелище было тягостным даже для него, а каково мальчишке? Не особо церемонясь, он ухватил Луку за плечо и усадил рядом. Тот выглядел растерянным.
- Будем собираться! – Изменившимся хриплым голосом негромко сказал Грум. Сам не ожидал от себя такого, будто ком в горле застрял. Это все гнетущая аура от увиден-ного виновата. Прокашлялся в кулак, приводя связки в порядок. - Давай шевелись! Тащи седло!
Сборы были недолгими и молчаливыми. Заминка произошла перед самым отъездом, когда Грум, для подкрепления сил, поделился с сиротой куском козьего сыра, от которого того тут же стошнило. Надо заметить не без пользы: своеобразный ступор, в котором он пребывал до этого, видимо, отпустил. Во всяком случае, язык уж точно. И не тот вопрос от него ожидал первым услышать Грум.
- Зачем им поломанные латы?
Грум пожал плечами.
- В кузницу, на металлолом сдадут. – Он умостился в седле и подал руку мальчишке, помогая забраться на круп зорба.
- Почему они так сделали? Это же нечестно? – справиться с голосом у Луки получалось еще хуже.
Грум тронул Рока с места и, ослабив поводья, позволил зорбу идти неспешным шагом.
- Безусая молодежь. Так они зарабатывают свою первую доблесть. По закону зверя! Звериная мать также приучает своих детенышей к крови, давая им прикончить принесенных с охоты подранков.
- Как вы? – Неожиданно перебил его Лука. Грум даже поперхнулся заготовленным словом. - Вы тоже меня сегодня приучали к виду крови?
- Ты прав! Можно и так сказать. Я хотел тебе дать понять, что о войне, как о благородном занятии, можно услышать только в песнях того же Сугора, да прочитать в древних хрониках. Настоящая война не бывает честной. Война это, в первую очередь, лишения, подлость и боль, и зачастую, предательство и трусость, а уже потом героизм и отвага. Сияние воинской славы всегда замешано на крови…- Лука засуетился за спиной.
- Я буду справедливым воином!
- Хм! Ну-ну. - Буркнул себе в усы Грум. Он потянул поводья, поворачивая Рока на тропу.

Они покидали нагорье, где в долине все также продолжала греметь непримири-мая битва, вечная схватка драконов – Стриагорна и Эрифариуса. Битвы миров - Огрия и Хаира, а с ними и битва Иномирья из бумажного отрывка неизвестной рукописи, спрятанной в сиротской котомке.


10. 02. 2016 г.

Рулон четвертый.

«А если дуб, как дерево...»


Многие воспримут это, как очередную охотничью байку, но, клянусь драконами и их покровительницей, все нижеизложенное произошло со мной на самом деле. И мурашки по коже каждый раз, когда вспоминаю об этом случае. Впрочем, мураши настоящие и действительно бегают по телу именно с того времени. Немного щекотно, но я привык.

Должен признаться, начиналось все весьма безобидно – с развлечения, скуки ради. Метание боевого топора в старый, огромный дуб, росший на одной из полян Звиглодского леса. Дуб этот был поистине великаном. Ствол в три обхвата, с мощными корнями у основания, которые с трудом можно было переступить, и величественной кроной на толстых ветвях, раскинувшейся над головой. Под таким зеленым пологом, в желанной тени, очень удобно устраивать привал, что, собственно, я и сделал часом ранее. Уставший после долгого перехода зорб мирно пасся на краю поляны, увлеченно поглощая сочную, травяную зелень, столь редкую на просторах Хаира. Брошенная у корней попона и нехитрая снедь из рюкзака позволили слегка расслабиться и его хозяину. Некоторые называют такое состояние «чувством сытого удава» - потянуло в дрему, которая совсем не входила в мои планы. Дабы размяться, я и решил потренироваться в метании своего нового топора.
Топор был очень хорош. Дорогое оружие с хищным, иссиня-черным лезвием и длинным, красиво изогнутым топорищем. Только приобретенный и еще не опробованный в бою, топор не только ласкал взор своей совершенной формой, но и манил, побуждал испытать его в деле. Рукоять, как влитая, сидела в ладони, когда я с плеча рубил направо и налево воображаемых врагов, блокировал ответные удары и наносил неожиданные выпады. У противника не было шансов. Исход вымышленного боя был решен, когда острый клевец на обушке топора взрыл землю у моих ног, пробивая массивный шлем с оскалом ягуара на голове поверженного огрийца – знаменитый «удар милосердия».
Даже слегка запыхался. Очистив налипшую землю, я перекинул топор из одной руки в другую и подбросил вверх так, что он сделал полный оборот над головой. То, насколько он был сбалансирован, меня приятно удивило. Лишь только вновь ощутив в руке удобную рукоять, я с разворота метнул топор в изборожденный глубокими морщинами коры дубовый ствол. Топор, вращаясь, полетел к цели и со звоном глубоко вонзился в древесину. С такой силой, что показалось - дерево дрогнуло и обреченно уронило с ветвей несколько сухих листьев. Топор засел так глубоко, что пришлось его раскачивать и упираться ногой, чтобы вытащить. Расковырял целую дырищу в коре, еще раз был обсыпан пожухлой листвой, но, результатом остался весьма доволен. Отчего же не повторить? Когда я возвращался на место для повторного броска, невесть откуда взявшийся ветерок зашумел в кроне великана, а может это, перепуганная мной, мелкая живность заметалась по веткам. Я не придал этому значения и, как оказалось, зря.
Великолепный топор вновь отправился в полет, раскручивая в воздухе свои смертоносные сальто... Но тут случилось непредвиденное. Внезапно, ближайшая ветка резко опустилась навстречу. С громким треском, теряя, срезаемые острым лезвием, кору, мелкие ветки и листья она ударила по топору, меняя траекторию его полета. Оружие упало, так и не долетев до ствола. Я застыл от удивления, а по дубу, тем временем, пробежала настоящая дрожь и крона угрожающе зашуршала листвой. Следом уже задрожала земля у меня под ногами, нехотя отпуская выдираемые из нее гигантские корни. Ошеломленный мозг еще отказывался верить в происходящее, но натренированные инстинкты, слава богине, не подвели. Я бросился к дереву, где оставил щит и где бесславно плюхнулся на землю мой топор. Удачно увернувшись от метнувшейся наперерез ветви, подхватил оружие и спешно, то есть бегом и, спотыкаясь, отступил на безопасное расстояние.
«Эх, дубина я, стоеросовая!» Своим баловством, которое иначе, как мальчишеством не назовешь, я разбудил исполинского древня, да какого! Наверное, это был древний праотец всех ныне живущих древней. Я о таком даже не слышал. По сравнению с ним порода нынешних сильно измельчала. А древень уже начал подниматься на своих корненожках, или, скорее, «корнелапищах», почти полностью освободив корневище от вязких земляных оков. Выглядело это устрашающе, но деваться некуда – пришлось принять бой.
На своем веку немало древней я искрошил в щепу. Тактика нехитрая, главное лишить их подвижности, нанося удары по корням. Обычно, эти полуразумные ботанические уникумы не доставляли для опытных бойцов никаких хлопот. Оставалось уповать на то, что эта деревяшка-переросток тоже большим умом не блещет, и суставы его натужно скрипят от старости, или что там на их месте у древней.
Ветви со страшным скрежетом неистово хлестали об щит, выцарапывая и выдирая по живому гвозди медной обивки, цеплялись за край щита в попытке оторвать его вместе с рукой. Свободные корни мелькали скакалкой, стараясь сбить меня с ног (один раз у них это получилось), или предательски змеились по земле и, незамеченные в пылу схватки, крепко обвивали ноги. Пока у меня получалось отбивать сыпавшиеся со всех сторон удары и наносить ответные, но каких усилий это стоило! Атакующие дубовые ветви, неприятно удивили длинными шипами, наподобие акациевых, которые били сквозь кольца кольчуги – не древень, а гибрид какой то. Ветка слева, шипастая справа, под ногами хрустит гора свежего хвороста. Один из шипов засел глубоко в кольчуге со спины и с каждым движением тела резал на ремни мою плоть – боль была адская! Но и деревяшке доставалось несладко. Топор мелькал с неимоверной скоростью, а рука уже ныла от судорог. Как говорится: «Рука бойцов колоть устала...», а в моем случае рубить. И я рубил! Мне удалось оттяпать у него один ходовой корень и сильно повредить второй, так что он теперь стал «дважды» хромым. А также он лишился самых опасных, ударных ветвей со своей фронтальной стороны. Из-под одной из таких обрубленных толстых веток он пытался вытащить израненную ногу.
На время древесный натиск ослабел. Отступив на пару шагов, я отбросил жалкие остатки измочаленного щита, чтобы дотянуться, наконец, до проклятого шипа-занозы. Какое облегчение я испытал, когда мне это удалось. В эти мгновения я был абсолютно беззащитен – древень упустил свой шанс. Каково же было мое удивление, когда я понял, что он и не собирался им воспользоваться. Изувеченный древень-великан умудрился развернуться ко мне другой стороной, где еще сохранились небольшие боевые ветви, и медленно отползал в сторону леса.
Когда до меня дошло, что он пытается ретироваться с места битвы, кровь вскипела в моих жилах. Боль в спине добавила злости. Собрав в кулак остатки сил, я бросился на древня с криком: « Струсил, гнилая деревяшка!», или что-то в этом роде, скорее всего, позабористее. Древень попытался сдержать мой напор, но куда там. Ярость овладела мною и я с двух рук, наотмашь, рубил древесину. Вот он совсем осел на подрубленных корнях и беспомощно накренился, опираясь на треснувшую, чудом уцелевшую, ветку – единственную опору, которая удерживала его от падения. В тот момент он напомнил мне беспомощного старца, навалившегося на хрупкий посох. Я позволил себе перевести дух. Ярость, двигавшая мною, улеглась, оставив после себя только дикую усталость. Исход боя был предрешен и я занес топор для последнего, милосердного удара. Не знаю, обладают ли древни зрением, как у нас, но мне показалось, что он смотрит чем то там, спрятанным в глубоких складках коры. И выступившие капли древесной влаги очень напоминали слезы. Не знаю, почему, но я медлил, топор замер над головой в ожидании удара.
Древень медленно протянул в мою сторону маленькую ветвь с несколькими листьями на конце. Жест не выглядел угрожающим, ветка была не боевой, такой, разве что, погладить можно. Опустив топор, я присмотрелся более внимательно. Дубовые листья были сложены наподобие ладошки, прикрывая что-то ценное. Ветка осторожно коснулась моей руки, а когда я машинально подставил ладонь, в нее скатился большой спелый желудь. В этот краткий миг прикосновения мои извилины в голове почувствовали острый прилив благодарности и обреченности одновременно. Просьба была настолько явной, что истолковать ее по-другому было невозможно. Я сжал желудь в кулаке и ветка покорно опала. Мой топор дождался-таки своего последнего, «коронного» удара. Я постарался направить его в то место, откуда на меня, я это чувствовал, был устремлен этот умоляющий взгляд. Милосердие, избавляющее от мучений.

В первый раз я не изрубил древня в щепу. Мы и сейчас с ним близки, если можно так выразиться, особенно лютыми зимними вечерами. Так приятно погреться у камина, сидя в удобном дубовом кресле. Пришлось выдержать еще один «бой», на этот раз с краснодеревщиком, наотрез отказывавшемуся работать с бракованной древесиной – представляете, благородные шрамы от моего топора он посмел назвать браком! Но сила убеждения, а главное, тугой кошелек сделали свое дело. Каждый раз я вспоминаю древня-исполина, садясь в это кресло – достойный был противник. Единственное, что никогда себе не позволяю, так это разворачивать кресло лицом к стене, на которую вешаю свой топор.

Да, совсем забыл рассказать вам о Дубинушке. Прижился тот желудь. Вначале рос в доме, в большой кадушке. А как подрос начал хулиганить. Разбрасывал по комнате вещи, до которых только мог дотянуться своими цепкими ветвями. Пришлось по весне пересадить его во двор. Теперь это уже крепкий молодой дубок, пытающийся встать на ноги. Каждое утро я нахожу его растущим уже в другом месте, то у ограды, то у стойла зорбов, на обильно унавоженном месте. Откликается на прозвище «Дубинушка» или «Деревяшка» - это уже в зависимости от моего настроения в тот момент. Но точно не обижается, тянет навстречу тонкие ветки, обнимает. И я к нему привык – даже к муравьям, которые на нем обитают. Как то оно будет, когда он повзрослеет, останется ли? Не знаю, не люблю загадывать – неблагодарное это дело!

31. 01. 2018 г.

Рулон пятый.
Дорожная страховка.

«Вы, конечно, знаете, что такое ДТП?! В расшифровке эта аббревиатура точно не нуждается. Не секрет, что последствия у таких происшествий бывают самые разные, вплоть до печальных. Поэтому, одно разбитое вдребезги колесо можно смело отнести к разделу: «Легко отделался». Вот менять его, это самое колесо, без домкрата – это что-то!
Грум навалился на оглоблю, которую пришлось приспособить вместо домкрата; благо, у возницы, кроме запаски, нашлись пара блоков риолита, послуживших надежным основанием для рычага. «И это хорошо » – подумал Грум. Риолит - порода крепкая, в отличие от оглобли, которая предательски потрескивала от напряжения. А как все хорошо начиналось...

Он возвращался со столичной ярмарки налегке и с хорошим настроением. Торговля удалась – чернила, в том числе, и дорогие цветные, разошлись на «Ура». Все-таки, скоро конец учебного года с его экзаменами, сочинениями и обязательными шпаргалками. Или очередной конкурс летописцев на носу, не зря все афишные тумбы пестрят плакатами с золотым пером. Весомое количество монет в кошельке приятно грело душу, а яркий лик Мирроу исправно грел тело. Погода стояла чудесная, по настоящему, весенняя. Казалось, что в лучах светила даже мрачноватые здания, спасибо каменному архитектору, старались выглядеть наряднее. Некоторые принарядились с помощью нежной поросли молодого мха, заполонившего швы и трещины в кладке, другие с помощью ярких пятен лишайника на стенах или кричаще цветных гирлянд стиранного нижнего белья, растянувшихся над проезжей частью. «Надо же - удивился Грум, перестраивая зорба в правый ряд. - В столице предпочитают цветное!».
На улице было многолюдно. Обеденное время, что поделаешь. Грум еле нашел местечко для парковки, рядом с харчевней у перекрестка. Подвесил Року на морду мешочек с дорожным сухпайком, в который зорб не преминул уткнуться. Проверил задние габариты, ну вы понимаете - мешок под хвостом поправил. Не мне рассказывать, как строго с этим в Дартронге – за несоблюдение чистоты мостовых можно схлопотать приличный штраф. Это вам не Чернаг и не Дыбрач, с их, вечно пыльными или грязными проулками, над которыми витает стойкое навозное амбре – это столица!
Харчевня считалась заведением быстрого обслуживания, но в часы пик не справлялась с потоком посетителей. Грум занял очередь, но крайним он был недолго. Не прошло и минуты, как у него за спиной очередь удлинилась еще на пару магмар. Хотя Грум был и не очень голоден, но запах горячих беляшей дразнил и щекотал ноздри, а потому желудок ожидаемо отозвался недовольным урчанием. Дабы отвлечься, он повернулся в сторону перекрестка, с его многоликой, неутихающей суетой. Над центром перекрестка парили магические регулировочные сферы: красная, желтая и зеленая, попеременно сменяющие друг друга. Сами сферы уже давно не диковинка, конечно, но увидеть их можно было только здесь, на улицах магмарской столицы. В провинциальные городки такой прогресс еще не добрался.
Внимание Грума привлек дорожный страж, стоявший у края мостовой и наблюдавший за движением. Издалека он показался знакомым. Буркнув: «Я отойду на минутку» - Грум покинул очередь.
- Ба! Какие люди! – Он слегка хлопнул по плечу стража. – Барабулька! Сколько лет, сколько зим!
Страж оглянулся и озадаченно уставился на Грума. Напряженная работа мысли, вкупе с шевелением извилин памяти, отчетливо отражались у него на лбу. И это несмотря на тень, отбрасываемую поднятым забралом – Грум?
- А то кто же?! Я, собственной персоной!
- Грум-бродяга! – Чело стража разгладилось, взгляд заметно потеплел, а усы зашевелились широкой улыбкой. – Давно меня так не называли, дружище! Действительно, сколько же мы не виделись с тобой?
- С тех пор, как ты покинул клан, уж пятый снег сошел. Помнишь пристань, как мы там зажигали? – Грум отстранился от стража, который успел заключить его в дежурные дружеские объятия, с неизменным похлопыванием по спине. – Теперь понятно, на какое теплое местечко ты его променял.
- Сам такой! – Беззлобно, не переставая улыбаться, бросил стражник. Насколько Грум помнил, Бальбура всегда был дружелюбным весельчаком. – На тебе я тоже, между прочим, клановых цветов не наблюдаю. Давай, рассказывай, как поживаешь, бродяга!
- Да, я тоже грешен, брат! Грешен! – Грум смеясь, демонстративно смахнул несуществующую пыль со старого нагрудного зерцала, уже и непомнящего того небесно-бело-красного сочетания цветов, когда то покрывавших его. – Ушел. Через годик после тебя отчалил с нашей пристани. Надоело, знаешь ли, меч полоскать в огрийской крови, возраст уже не тот. Вот прикупил хуторок в Вурдалии, строюсь помаленьку. Рыбалочка, охота, торговля по чуть-чуть – самое-то для меня сейчас.
- Как сам-то? – Грум отстегнул от пояса флягу, взболтнул, взялся за крышку. – Может по глоточку, за встречу?
- Я на службе – уныло протянул Бальбура и, уже более официальным тоном, добавил. – Тебе тоже не советую. Во всяком случае, не рядом со мной. Я буду обязан отреагировать на нарушение. Давеча старейшина ввел запрет на распитие в общественных местах.
- Жаль! – Грум пристегнул флягу на место. – Рассказывай тогда, как ты докатился до такой жизни.
- Да как? Обычно! – Он глянул на парящие сферы, перевел взгляд на перекресток. – Подал заявку в Стражу. Там заставили понервничать немного со всякими анкетами и тестами, но, по итогу, приняли. Как раз, в то время, формировался новый отряд по инспекции дорожного движения. Туда и попал. Недвижимостью, как ты, не обзавелся, зато столичная прописка и твердый оклад, и работа нескучная.
- Нескучная? Торчать в любую погоду на перекрестке? Что тут веселого?
- Не скажи! – Бальбура оживился. – Конечно, всякое бывает, но веселого хватает тоже. Вот, например, был случай. Одна молодая блондиночка, с пышным именем, на верховой козе совершила наезд на старушку, переходившую дорогу. Так в объяснительной знаешь, что она написала? «Эта бабушка была повсюду. Мне несколько раз пришлось направлять свою козу Зинку то влево, то вправо, пока не сбила ее».
- Старушка хоть жива? – Сквозь смех спросил Грум.
- Жива, жива! А вот еще, послушай. Фермер с Чернага подал жалобу, что у него «проезжий всадник затоптал поросенка, весом в сотню килограмм, после чего тот скончался на сумму в три золотых».
- Жаль, что нельзя промочить горло – Откашлялся Грум. – У меня уже першит от смеха.
- Хочешь в мою коллекцию объяснительную написать? Так это запросто! Мне для галочки не помешает, поможешь на премию заработать. Вот недавно медаль «Признания» дали за заслуги.
- Поздравляю! И за какие же такие заслуги? За принуждение к признанию?
- Дельце одно раскрыли. – Бальбура поправил свой форменный, синий плащ так, чтобы он не прикрывал орденскую планку на кирасе, и с напускной серьезностью продолжил. – Этой зимой магистрат завалили жалобами на не боевые травмы, полученные в Вотчине скал. Нам поручили разобраться. Оказалось, кузнец Тургур решил открыть СТО при кузнице. А чтобы добавить себе клиентуры, вошел в сговор с беженкой Эльзой, которая без определенного места жительства. Приплатил ей за то, чтобы она по ночам поливала водой дорогу, ведущую к кузнице. А ты знаешь, какой там крутой спуск от портала и насколько смешон зорб на льду. Естественно, все эти всадники по ледяной горке, верхом на своих животных, на брюхе подкатывались прямо к крылечку, где Тургур им любезно предлагал сменить подковы - летнее железо на зимнее. Он даже, представляешь, постелил тормозные коврики у крыльца, чтобы несчастные случайно не проскользнули мимо.
- Вот сволочь! – Грум представил своего Рока, беспомощно шаркающего ногами по льду, и ухмылку кузнеца, потешающегося над этим зрелищем. – И что ему за это впаяли?
- Отделался общественными работами, бессрочными. Теперь кует экспериментальные доспехи для новичков. А его подельницу так и не нашли, сбежала, зараза! – Бальбура замолчал, но ненадолго. Выдал невпопад. – Есть охота! Грум, дружище! Не в службу, а в дружбу, сходи за беляшами. Мне сменщика еще целый час дожидаться.
Грум оглянулся. Естественно, его очередь в харчевню уже давно прошла и придется выстаивать заново, но чего не сделаешь для друга, ну и для себя, любимого, конечно...

Поглощали, горячую вкуснятину молча – с набитым ртом много не поговоришь. Пока Грум одолевал первый беляш, Бальбура жадно доедал уже второй, а третий дожидался своей участи в его левой руке. «Действительно проголодался», - подумал Грум. Первую, голодную оскомину он сбил и теперь неторопливо смаковал второй беляш.
- Вкусно!
- Угу! – Кивнул Бальбура, проглатывая очередной кусок. – А ты, я вижу, не против собачатины?
Грум поперхнулся и закашлялся. Бальбура услужливо стукнул его меж лопаток.
- Говорят, песье мясо омолаживает. - Продолжил он с серьезным видом. – У этих после каждой облавы на псов беляши жарятся, а так только пиццей и торгуют.
- Что, правда?! Какая мерзость! – Грум брезгливо сплюнул.
- Давно хотел узнать, как стража определяет дозволенную скорость всадника? На глазок? – Бальбура проглотил остаток. Взглянул на Грума, потом, с сожалением, на последний беляш. Протянул его Груму.
- Подержи, - он промокнул салфеткой усы, тщательно вытер руки и метким броском, скомканную, отправил ее в недалеко стоящую урну. Похоже, в таких упражнениях он был мастером - регулярные тренировки, что поделаешь.
- Обижаешь, дружище! – Бальбура запустил руку в карман на поясе и вытащил оттуда маленькое металлическое непонятно что. Больше всего этот миниатюрный аппарат напоминал малыша зигреда с птичьими крылышками и хвостом. – В отличие от вас, мы во всеоружии - спасибо магистрату! Последняя разработка КБ Авелиуса! Видишь ту фуру?
Грум обернулся. На перекресток вползала большая, под завязку груженая ящиками со спелыми томатами, телега, которую с натугой тянула пара тувров. Бальбура прищурился, прицеливаясь, и запустил свою пташку в сторону помидорного длинномера.
- Три режима. – Пояснил Бальбура, сопровождая малютку взглядом. - Если будет светиться зеленым – скорость дозволенная, если красным – превышение. Ну, а если прерывистые малиновые вспышки – скорость запредельная, критическая.
Измеритель скорости завис сначала над фурой и вспыхнул зеленым. Затем метнулся к двум всадникам на штурмовых зорбах, ожидающих, когда зажжется зеленая, разрешающая движение, сфера. Механическая пичуга не удостоила их светового сигнала. Оно и понятно – скорость то у стоящих нулевая.
Зажглась желтая сфера. Груженная телега едва преодолела половину перекрестка, когда вдалеке послышался нарастающий топот копыт по мостовой. «Галопом кто-то несется» - подумал Грум, прислушиваясь. Птичка-измеритель замерцала ярким малиновым цветом и устремилась навстречу неведомому нарушителю. Бальбура подобрался, коротко выругался и, зачем то, опустил забрало.
На перекресток, верхом на взмыленном эндарге, вылетел всадник в зеленой броне. Грозный эндарг мчался сумашедим галопом прямо на фуру, не успевшую завершить маневр и покинуть перекресток. Лишь в последний миг всадник попытался затормозить, резко натянув поводья. Животное повиновалось, но по инерции, с оглушительным треском, все же врезалось в телегу мощной грудью. Горе-всадника же выкинуло из седла. С такой силой, что он, ломая щепу ящиков и поднимая фонтан кровавых брызг, врезался в помидоры «по самое не хочу» - одни ноги остались торчать. Ему еще повезло, что в полете он разминулся с острым рогом своего эндарга, который легко мог рассечь магмара на две симметричные половинки. Страж, а за ним и Грум бегом устремились к месту происшествия. У перекрестка тут же начала собираться, гудящая комментариями, толпа зевак.
- Тяни за ноги! – Крикнул Бальбура Груму, ухватившись за правую ногу потерпевшего. – Не дай бог, захлебнется в томатном соке!
Грум ухватился за другую ногу и помог извлечь на свет божий брыкающегося потерпевшего. Его шлем застрял, где то там, в кошмарном древесно-овощном месиве, а зеленая броня приобрела багровый оттенок то ли крови, то ли томатной пасты, напрочь залившей клановый герб на зерцале. Взгляд незадачливого наездника непонимающе метался от одного спасателя к другому, пока Бальбура бесцеремонно не отшлепал его по щекам.
- Легкая контузия. - Сказал он, проводя ладонью перед глазами ошарашенного магмара. – Сейчас очухается!
- Вы меня слышите? – Воин, сосредоточив, наконец, взгляд на стражнике, кивнул. – Как вы себя чувствуете? Говорить можете?
Воин оперся на разбитую телегу и с видимым усилием встал на ноги.
- Кажется нормально. – Он вытер ладонями молодое перепачканное лицо и с вызовом посмотрел на них. – Я ничего не нарушил! Виновата эта черепаха!
Со стороны собравшихся зевак послышались откровенные смешки.
- Вот и отлично! – В голосе Бальбуры скользнули стальные нотки. – Перейдем к формальностям! Предъявите ваши права, пожалуйста!
- Я представитель Легендарного клана! – Вскинулся юнец и принялся лихорадочно оттирать рукавом геральдический знак на груди. – Вы хотите неприятностей? У меня влиятельные покровители!
Было видно, что он накручивал сам себя, распаляясь все больше и больше.
- Пока вы тут в тылу штаны просиживаете, мы героически защищаем Великую Магмарию от агрессора! Не жалея своей крови! – Последняя фраза вызвала откровенный смех в толпе, от которого юноша слегка стушевался. – У меня срочное поручение. Я должен спешить на передовую! Вы не должны меня задерживать!
Бальбура лишь кивал, выслушивая весь этот воинственный бред. Грум даже удивился его спокойствию. Под пристальным взглядом стражника юноша постепенно сник.
- Я имею право на одну весточку. – Уже тише сказал юноша. Его бравада стремительно улетучивалась.
- Высоким покровителям? – Усмехнулся Бальбура. – Конечно!
Юноша суматошно принялся рыться в рюкзаке, пока не извлек из него яркую птицу-вестника. Отвернувшись, он стал ей тихо нашептывать сообщение. Бальбура терпеливо ждал, заполняя бланк протокола.
Весточка оказалась довольно длинной. Грум оглянулся на толпу – сборище зевак заметно поредело и поутихло. Многие обыватели, так и не дождавшись развязки, отправились по своим неотложным делам – остались лишь самые стойкие любители горячих новостей. Те самые бездельники, которые разнесут потом сплетни по всему городу, лучше всякой птицы-вестника. Шум крыльев над головой оторвал Грума от пустых размышлений. Он проводил взглядом устремившуюся ввысь птицу.
- А теперь, я все же хочу взглянуть на ваши документы. И немедленно! – Бальбура вытянул руку в сторону юноши и тот покорно полез в карман.
- Так- так. – Протянул Бальбура, изучая права. – Вторая категория на имя Летающий дракон. Ну что же, летающий вы наш... Какие, однако, говорящие имена бывают. – Улыбнувшись, он подмигнул Груму. – Дескать, оцени юмор ситуации. Грум улыбнулся в ответ.
- Вам, уважаемый, инкриминируется превышение скорости передвижения в черте города, повлекшее за собой серьезное ДТП. Слава богу, без жертв! А также управление транспортным средством более высокой, чем разрешенная для вас, категории. Страховка имеется? – Юноша понуро кивнул. – Уже хорошо!
- А у вас? – Он обратился к стоявшему рядом вознице. Тот горестно рассматривал свое пострадавшее имущество. Правое заднее колесо при столкновении было разбито вдребезги, борт частично разрушен, а груз непоправимо испорчен. Под накренившейся телегой собралась большая лужа, которую мостовая уже отказывалась впитывать. Еще и успокоившийся эндарг решил полакомиться давленными томатами.
- Не слышу! – Повысил голос Бальбура. Возница в ответ энергично закивал. – Вот и чудненько! Обменяетесь полисами прямо на месте.
- Вам же, - стражник опять повернулся к юноше. – Будет выписан штраф за грубое нарушение правил дорожного движения. Эндарг будет изъят и поставлен в муниципальное штрафное стойло. Сдайте амулет вызова и распишитесь вот здесь в протоколе. Там, где галочка.
Юный воин, с громким именем Летающий дракон, снял с шеи амулет и покорно протянул его Бальбуре. Расписался напротив галочки, с такой силой надавливая на перо, что оно чуть не сломалось. Груму показалось, что в городском шуме он услышал жалобный скрип ни в чем не повинного инструмента для письма.
- На данный момент свободен! Надеюсь, это послужит тебе хорошим уроком на будущее! – Бальбура свернул в трубку пергамент протокола и спрятал в сумку. – И пойди, приведи себя в порядок, защитничек! Нечего пугать своим видом добропорядочных прохожих! Вот, в этой харчевне есть умывальник. А мы займемся этими «дровами». Поможешь, Грум?

Грум еще сильнее налег на оглоблю, пока возница пытался насадить на ось запасное колесо. Оглобля скрипела все громче, возница пыхтел вовсю, но у него не очень получалось – ступица не хотела насаживаться на ось. Наконец, флегматичные тувры сдвинули покалеченную телегу с места. Новое колесо виляло, но держало. Грум вытер пот со лба. «Сегодня же оформлю себе страховку», - подумал он.

2015 г. - 30. 09. 2018 г.