Поверьте честному вору! (Почти детективная история)

Не знаю, с чего это вдруг меня потянуло на детективы. Уже пробовал опубликовать нечто подобное на прайме, но там оно не пошло (то ли я - бездарь, то ли тамошняя публика чересчур избалована). Теперь попробую презентовать своё творение читателям с Минора. Воспримут нормально - буду благодарен. А если нет - проглочу своё перо и в "Творчество" больше не загляну!

Чигрик с перекошенным от страха ртом на смертельно бледной физиономии, стуча зубами и едва превозмогая сильнейшую тряску в коленях, плёлся по направлению к Файтиру. Он понимал, как никто другой, что появление его, ненавистного для всех магмаров и издавна преследуемого хаирскими властями ворюги и мошенника, у стен столицы чревато для него тягчайшими последствиями. И сейчас, ковыляя к столичному предместью, вор неистово молился. Да, молился, хотя испокон веку принято считать, что он едва ли не с рождения растерял веру во всех богов и больше доверял кастету и ножу, чем каким-то незримым вышним силам. Скорее всего, так и было до поры до времени. Но на днях произошло нечто такое, что перевернуло с ног на голову все его прежние убеждения. И об этом происшествии во что бы то ни стало должны узнать и Веркирий, и Гидвер.
Разумеется, глупо было бы с его стороны рассчитывать на быстрое и беспрепятственное проникновение в город и уж тем более на аудиенцию у старейшины или воеводы. И всё же он обязан донести до их ушей сведения о том чрезвычайном случае, которому он недавно был свидетелем… Да, Чигрик – вор. Он был вором всегда, сколько себя помнил. Но эта участь уготована ему свыше, и преступить её он не в силах. В конце концов, не всем же здесь быть честными и отважными, добрыми и работящими. Кому-то (по законам этого мира, полного опасных приключений) надо взвалить на себя и долю изгоя-разбойника. И разве он хуже Изувера или ещё кого-то из вершителей зла? Или того, о ком он сейчас собирался (если только это удастся!) поведать власть имущим?..
– Стой! Кто идёт?!! – резкий окрик патрульного внезапно прервал и без того путанные раздумья незваного гостя.
– Я… – нерешительно выдавил из себя Чигрик, еле-еле справляясь с дрожью в голосе.
– Что ещё за «я»? – гаркнул басом бравый вояка. – Ану подойди поближе!.. Ба! Какие магмары! И без охраны! То есть без конвоя! Оружие есть?!!
– Не-е… не-ет, – заикаясь от нерешительности, пролепетал вор.
– Так я и поверил! На колени! Руки на голову! – привычным командным тоном отчеканил часовой. И не менее привычным чётким и точным супер-ударом повалил наземь добровольного пленника.
– Я… – несчастный разбойник попытался было объяснить причину своего появления вблизи столицы.
– Цыц! Как же у тебя (здесь чуть было не последовал длинный ряд крепких словечек, но вовремя застрял в солдатском горле – из-за опасений перед кляпом)… Как же у тебя, ворюга, подлец, мошенник, – стражник пытался подбирать более-менее «пристойные» ругательства, за которые не грозило проклятие молчанки. – …как же у тебя хватило наглости явиться сюда, к самим столичным воротам?!!
– Я… Мне… мне к воеводе надо, – пробормотал Чигрик, опасаясь нового удара.
– Ишь ты! А больше ничего не хочешь? Может, тебе ещё в Небесном дворце стол накрыть (прости, Шеара, меня, грешного!)?!
– Стол мне ни к чему. И дворец Небесный тоже. У меня…
– Ого! Это уже тянет на статью о богохульстве – в придачу ко всем твоим «подвигам»!.. Ану, колись! Зачем сюда пробрался?!!
– По… по важному делу…
– По какому? По воровскому? Кого ты тут ограбить надумал?
– Я… я… Не…
– Слушай, ты!.. – часовой снова с трудом сдержался от ненорматива. – Я ведь хумов-хаев одним ударом валю! А уж из тебя, крэтсово ты отродье, двумя пальцами душу вытряхну! Ну!
– У меня дело серьёзное! Государственной важности! – наконец выпалил Чигрик, всё ещё лежа лицом вниз и не отваживаясь поднять голову.
– Ты гляди-ка: государственный деятель! – издевательски захохотал стражник и чуть было не пнул свою жертву сапогом, но своевременно остановился – ибо негоже бить лежачего. – Что ещё за дело может быть у такого негодяя к самому воеводе?
– Я… могу только ему сказать. Или Веркирию. Отведи меня к ним.
– В темницу я тебя сейчас отведу, хумов ты пасынок!
– Ну, пожалуйста! Будь магмаром!
– Что там ещё за шум? – послышался со стороны ворот властный старческий баритон. Затем – металлический лязг (это патрульный зазвенел доспехами, вытянувшись во фрунт, почтительно щёлкнув каблуками и отсалютовав алебардой). – Поднять его!
Сильная рука схватила вора за шиворот и легко оторвала от земли, заставив пару мгновений повисеть в воздухе.
– Ворюгу поймал, ваше старейшество! Прикажете препроводить его в темницу?
– Отставить! – тоном старого отставного полководца скомандовал Веркирий. – Что он здесь делал? Кто позволил ему пробраться под самые стены столицы? Не ожидал, что вор на такое отважится!
– Я… – на миг осмелел было Чигрик.
– Цыц! – рявкнул на него патрульный. И, снова обращаясь к старцу: – Мы всё исправим! Не извольте беспокоиться! Что велите сделать с негодяем? Высечь? Или отправить в тюрьму?
– Пусти его!
– Но ведь…
– Пусти, говорю! В чём дело, Чигрик? Ты забыл, что тебе предписано – ближе, чем на две локации к столице не подходить?! А не то!..
– Обстоятельства так сложились! Чрезвычайная ситуация! – понимая, перед кем он сейчас стоит, жулик попытался (по его же собственному жаргонному выражению) «закосить под интеллигента» и тщательно подбирал «умные» слова. – Срочное известие у меня!
– Какое?!
– Очень важное! Могу только наедине!
Старейшина на мгновение задумался, а затем кивнул незадачливому пришельцу:
– Иди за мной!
– Ваше старейшество! Но как же так? – удивлённо воскликнул стражник. – Ведь он же…
– Знаю!
– …недостоин такой чести! – закончил фразу изумлённый служака.
– Здесь я решаю, кто чего достоин! Чигрик! Я не люблю повторять своих приказов! – И Веркирий зашагал к воротам.
– Это же рискованно! Он же – особо опасный! – не унимался ревностный часовой.
– Не опаснее меня, – едва повернув голову, процедил на ходу Веркирий. – Или хочешь сам изведать, насколько мой посох тяжелее всех твоих доспехов?
– Никак нет! – испуганно воскликнул стражник. И теперь уже беспрепятственно пропустил в столицу преследуемого всеми властями Хаира опаснейшего и неоднократно судимого вора-рецидивиста. Чигрик гордо последовал за старейшиной, напоследок бросив победный взгляд на своего недавнего грозного мучителя и даже посмев предерзко ухмыльнуться ему в лицо.

2

– Едрён игураон! Дадут ли когда-нибудь как следует выспаться доблестному пожилому военачальнику, отнесшему почти все силы и энергию на священный алтарь борьбы за свободу и независимость Великого Хаира?!! Я вас спрашиваю, крэтс-перекрэтс!!! – Гидвер, зевая во весь рот, сбросил с себя пушистое одеяло из шкуры йети, спустил ноги с роскошного ложа и с досадой зыркнул на сладко посапывавшую Магдалену. Рыжая чертовка раскинулась в постели в такой обворожительной позе, что любовнику стоило немалых усилий снова не броситься под одеяло и не сграбастать её в объятья…
– Не могём знать, ваше превосходительство! – Оруженосец, вытянувшись во фрунт, почтительно «ел глазами» высокое начальство.
– А что вы вообще могёте знать?!! Огрийский городовой!
– Никак нет! Я не огрийский, я хаирский! – поспешил поправить магмар-патриот.
– Да не о тебе речь, хакурт-расхакурт!... Какого орка меня сдёргивают с постели во время заслуженного отдыха?! Что за срочность?! Хумы наступают? Или Хаос? Или все вместе?
– Не могём знать! Старейшина за вами послали. Велели срочно прибыть на площадь…
– На какого дугрхарга?!
Оруженосец, пожилой туповатый магмар с внешностью орангутанга, растерянно пожал плечами. Воевода тяжело и печально вздохнул:
– Ни зигреда полосатого без меня сделать не могут!
Подчинённые уже знали, что во время гневных припадков их шеф поминал в своих проклятиях всех монстров Фэо. И не уставали удивляться его обширнейшим познаниям в области зоологии и офтальмологии.
– По сто кробзов вам всем в печёнки и в селезёнки, гунгловы вы байстрюки!.. Чего стоишь, как древень обгадившийся?! Кольчугу! Поножи! Сапоги! Панцирь! Живо! Дрыхнешь на ходу, как атши после перепоя кровищи!
Тупой_Орангутанг (да-да, оруженосца так и звали!) засуетился и забегал по огромной опочивальне, собирая разбросанные повсюду воеводские доспехи. Гидвер с насмешливой гримасой на всё ещё сонной физиономии наблюдал за этой вознёй…
– Шлем где? Я что, должен черепом светить, как дряхлый скелет?!!
Орангутанг побледнел, сделавшись из ярко-оранжевого тускло-жёлтым. Дело было в том, что воеводский шлем, вчера так неосторожно сброшенный хозяином на пол, поддатая наложница безо всякого зазрения совести использовала вместо ночного горшка, после чего задвинула его под кровать и преспокойно уснула. Казус обнаружился только сейчас. Воевода почернел от злости. Минут десять подряд он изрыгал ужаснейшие ругательства, вспоминая в них всех хаирских и огрийских чудовищ – как ныне существующих, так и давно вымерших. Затем, немного успокоившись и снова обретя свой привычный фиолетовый окрас, решил идти к Веркирию с непокрытой головой.
– А вам так даже лучше! – поспешил польстить Тупой_Орангутанг. И тоже решил прихвастнуть эрудицией по примеру начальства:
– Выглядите прямо, как древнеримский Патрикей!..
– Как кто-о-о?!!
– Как… э-э-э… патриот… патрон… патронташ… потрошитель… – льстец никак не мог вспомнить однажды услышанное им загадочное слово «патриций». Кто такие эти патриции, когда и в каком мире они обитали, «эрудит» и знать не знал. Слыхал только, что ходили они с гордо поднятыми непокрытыми головами, что придавало им неповторимый величественный вид.
– Меч мой где, забодай тебя сколопендра?! – прервал его мучительные ковыряния в памяти хозяйский голос, а рыжий высоко зачёсанный чуб сжала железная ручища. – Я что должен, как последний холоп, без оружия на люди показываться?! Только не говори, что им сейчас Гливенс салаты нарезает!
– Никак нет! Не извольте беспокоиться! Вот он!
Воевода выхватил из неуклюжих лап оруженосца свой именной кладенец (по преданию вручённый ему за доблесть самим Стриагорном и закалённый дыханием великого чёрного дракона), ударом сапога распахнул дверь и, злобно чертыхаясь, поплёлся на Центральную площадь…
– Кира! Ну, какого гордта ушастого ты меня с постели сдёрнул в такую рань?!! – попытался он было упрекнуть Веркирия, едва завидев его издали. Но тут же заметил рядом со старейшиной постороннее лицо (точнее – гнусную рожу Чигрика) и, мгновенно придав себе бравый вид, почтительно щёлкнул каблуками и поспешил перейти на официальный тон (ещё не хватало, чтобы этот ворюга узнал об их фамильярных взаимоотношениях):
– Вашему старейшеству было угодно осчастливить меня новой аудиенцией?
Веркирий украдкой по-дружески подмигнул ему. Затем важным, исполненным величия жестом показал на вора:
– Сей достойный… сиречь недостойный… хаирец утверждает, что прибыл в столицу со срочной вестью, способной заинтересовать столь высокочтимых особ, как мы с вами.
– Весьма любопытно! – Воевода могучим усилием воли подавил в себе брезгливость и зевоту («С каким только сбродом не приходится общаться, Шеара помилуй!»).
И оба власть имущих вопросительно уставились на гостя с поляны Грёз, тем самым дав понять, что готовы выслушать его…

3
Когда он появлялся на Центральной площади, важный и богато разодетый, со снисходительной улыбочкой, обращённой ко всем окружающим, жизнь на околицах Дартронга, казалось, замирала. Все жители столицы, от самых знатных до самых неприметных, бросали свои дела и спешили туда, в центр города – полюбоваться на роскошное действо. С нетерпением таращились на городские ворота и, затаив дыхание, ждали, когда они отворятся и восхищённой публике представится незабываемое зрелище – триумфальный въезд шикарной позолоченной колесницы, усыпанной алмазами, изумрудами и рубинами, задрапированной бархатом и парчой, запряжённой шестёркой могучих штурмовых зорбов или грациозных белоснежных элланов, окружённой эскортом мастеров войны и героев в проруненных синих доспехах. Все предвкушали тот сладостный миг, когда взорам предстанет сам блистательный обладатель великолепного кортежа – неизменный глава могучего клана «Снобы и жлобы» доблестнейший воин всех времён и рас Золотой Мешок. Сам Веркирий вежливо улыбался и почтительно кланялся, приветствуя национального героя земли Хаирской. А Гидвер, облачённый в парадные доспехи и окружённый почётной свитой ветеранов, салютовал мечом этому эталону мужества и воинской чести. Дартронг гремел боевыми маршами, неумолкаемыми криками «Ура!», дружным пением популярных строевых: «Распрягайте, хлопцы, зорбов!» и «Корвусок-корвусок, пташечка!»…
А виновник торжества – в ослепительно сверкающих латах и с не менее ослепительно сверкающей улыбкой на устах – важно и снисходительно кивал в ответ на все почтительные приветствия и восторженные возгласы. Затем запускал огромную руку в мешок и полными горстями метал золотые монеты направо и налево. Спотыкаясь, толкаясь и давя друг друга, магмары бросались подбирать разбросанное золото, не уставая при этом усердно восхвалять своего знаменитого, богатого и щедрого соотечественника. Уже исчезал из виду роскошный кортеж, уже главная хаирская знаменитость сидела в покоях Гидвера за пиршественным столом (разумеется, на самом почётном месте, по правую руку от хозяина) в окружении местной знати (от Веркирия до скромной воительницы Сайши), уже суетились охотники и рыбаки, таская на воеводскую кухню диковинную дичь и рыбу из далёких Полуденных земель, уже состязались в славословиях в адрес героя музыканты, поэты и летописцы, воспевая его неслыханное мужество, невиданную силу и необычайные воинские таланты, а столичные и окрестные нубы всё ещё не переставали шляться по Центральной площади, изо всех сил таращась себе под ноги и надеясь подобрать хоть одну-две монетки… И такого-то героя, идеал храбрости, величия и доброты, обвиняют в бесчестии! И кто?!! Чигрик! Всеми презираемый и преследуемый ворюга!
…Когда вор только начал свой рассказ, старейшина и воевода возмущённо переглянулись. Первой мыслью, пришедшей в их головы одновременно, было немедленно арестовать наглого клеветника, предать его публичному позору и навсегда отправить в городскую темницу. Но Чигрик, сам дивясь собственной смелости и невесть откуда взявшемуся властному тону, заставил их успокоиться и слушать дальше…
Неповторима, таинственна и притягательна в своей красоте и загадочности Поляна грёз. Иной магмар, заглянувший сюда на поклонение Верциде или же в поисках дичи и ресов и движимый одними лишь корыстными целями, вряд ли поймёт и оценит всё её великолепие. Подумаешь, пейзаж: пара-тройка кривых деревьев, заброшенная статуэтка да убогая пещера – воровское логово! А для него, вора с чёрной и чёрствой (как считали все его земляки) душой не было во всём Фэо места прекраснее! Ну разве может что-то сравниться с россыпями ярко-золотистых топазов, казалось, позаимствовавших своё сияние у самого Мирроу? С душистыми ирисами, превосходящими по аромату любую небесную амброзию? С величественной статуей Верциды, которую первые лучи рассвета заставляли милостиво улыбаться, а сумеречные тени – грозно хмуриться? И эту идиллию не разрушали ни постоянно роящиеся в воздухе полчища великанов-зигредов, ни даже нашествия свирепых варрагн. К постоянным здешним бедам старожил поляны давно притерпелся и считал их неприятной, но неотъемлемой частью своей повседневной жизни. Возвращаясь сюда после очередного разбоя и созерцая эту, наверное, одному ему так глубоко понятную красоту, вор обливался слезами. Бросался в траву у подножия статуи, проклинал последними словами свою мерзкую профессию и дурную славу, молил о возможности родиться в этом мире снова. Кем угодно – воином, торговцем, ремесленником или даже бедным крестьянином!.. Да что там – пусть хоть зверем или вот таким чудовищем-насекомым, как эти кружащие над ним кровавые зиги! Только не злодеем, не жуликом!.. Но упорно молчала каменная Верцида, сохраняя на лице застывшую навеки улыбку, – будто насмехалась над душевной болью кающегося грешника. Глухим и немым к его мольбам оставалось суровое багровое небо. И родная поляна была равнодушна к мукам единственного своего жильца, не отвечая ни единым шевелением цветка или ветки на его плач и стоны. И ужасающие ругательства вырывались тогда из уст несчастного вора. Он клял всё, что видел вокруг и даже то, чего не видел, – цветы и деревья, свою замшелую нору-пещеру, Верциду – и эту, каменную, возвышавшуюся перед ним, и ту, настоящую, в честь которой был воздвигнут монумент, – и великих драконов, и (страшно подумать!) саму Шеару… А жители окрестных локаций, слыша долетавшее до них эхо воровских проклятий, набожно поднимали глаза к небесам и шептали молитвы, прося богов и богинь уберечь их от возможной напасти и не гневаться на весь Хаир из-за одного непутёвого соотечественника.
Затем приступы раскаяния и досады затихали, и обессиленный вор снова убирался в своё до боли и тошноты опротивевшее ему логово. Чтобы завтра с тяжестью в сердце и с отчаянием обречённого снова выйти на вконец опостылевший ему разбойничий промысел…
Так повторялось изо дня в день. И Чигрик уже готов был молить о смерти, о возможности окончательно и бесследно исчезуть из Фэо. Пока не случилось доселе небывалое!..
То утро не предвещало ничего необычного. Всё так же ясно улыбалось Мирроу, щедро рассыпая свои ранние лучи над сказочной планетой – словно разбрызгивало золотые капли радости над землями людей и магмаров, над дворцами власть имущих и над лачугами бедняков, над поместьями богатых воинов и над походными шатрами нубов, которым ещё негде было преклонить головы после утомительных боёв и странствий… Будто кричало им, грешным: «Живите и радуйтесь! Наслаждайтесь каждой минутой жизни в этом красивейшем из миров! Ловите счастье во всём, что видите, слышите и делаете, – в звоне боевых клинков и золотых монет, в стоне поверженных вами умирающих врагов и предсмертном рыке подыхающих монстров, в стуке кирки, тихом посвисте серпа и изящном изгибе удочки, в доброй шутке друга и ласковой улыбке подруги!.. Ибо этот мир создан для вас, счастливцы-романтики, любители и искатели интересных приключений!» И даже ему, ненавидимому всеми, небесный привет на миг согревал душу. Заставлял неумело улыбаться, роняя слёзы счастья, и хоть на мгновение забывать о презренном ремесле. Вот и сейчас Чигрик воздел взор к небу и отдался сладостным несбыточным мечтам – о своей новой жизни, где уже не будет места разбою и жульничеству. Как вдруг странный шорох у подножия статуи заставил его отвлечься от сладостных грёз. Что бы это могло быть?
Повинуясь давно выработанной привычке быстро прятаться в случае малейшей опасности, вор нырнул в густую траву. Извиваясь, точно фицилия, он бесшумно подполз поближе и внезапно зажмурился от ослепительного блеска дорогих доспехов, искрившихся и переливавшихся разноцветными огнями в свете первых утренних лучей. Перед статуей богини стояли несколько пышно разодетых воинов-хаев. Наверное, как всегда, пришли за цветами, собираясь «бить верку». А вот и нет! Собиратели чудодейственных цветов никогда не вели себя так странно – не проводили перед монументом таких необычных магических обрядов, не потрясали пустыми мешками в явной надежде набить их доверху чем-то особенно ценным! Что же привело их сюда? «Хозяин» Поляны Грёз замер, затаил дыхание и весь превратился в зрение и слух, стараясь не упустить ничего из происходящего.