|
Начинало вечереть, когда Грум въехал в ущелье. Здесь в узкой долине, затиснутой среди старых, выветренных скал, темнело особенно быстро. Но, в знакомых местах и ночь не помеха. Грум уверенно свернул влево, на едва различимую в густых сумерках тропу, ведущую к глинобитному, с крышей из звиглодского тростника, дому. В окнах было темно, и это немного огорчало. По всему выходило, что Сугора не было дома. Наверное, опять «гастролирует» со своими гуслями на очередной пирушке. На всякий случай Грум постучал в дверь, чтобы услышать в ответ тишину, нарушаемую только далеким собачьим лаем с близлежащей фермы. Жаль, хотелось переночевать под крышей, да еще и в хорошей компании, под разговор, пропустить чарочку, другую на сон грядущий…. Не судилось. Грум разочарованно повел в поводу зорба к ближайшему холму - сегодняшнему месту ночлега.
Рок предупреждающе громко фыркнул. Грум насторожился, и рука легла на эфес тесака. Кто-то поднимался к нему по тропинке и это был не дикий монстр, иначе зорб повел бы себя совсем иначе. Голосом, не сулящим ничего хорошего, окликнул:
- Кого там по ночи носит?!
- Я местный. Меня Лукой зовут, – раздался из темноты испуганный, мальчишечий голос. – Можно с вами у костра погреться?
- Подойди! – Грум вгляделся в худого подростка, шагнувшего в круг света, и уже более спокойно продолжил, - Здравствуй, сорванец! Погреться, конечно, можно. Давай к огню поближе. Давненько мы с тобой не виделись. Как жизнь?
- Да нормально, дядя Грум, – магмар удивленно поднял бровь. Лука подошел ближе, но остался стоять, протянув руки к языкам пламени. – Я вас сразу узнал. Еще засветло приметил, когда свиней загонял в кошару. Издалека идете?
- Издалека. Да сядь ты уже, не маячь столбом! – Грум достал из рюкзака нехитрую снедь, оставленную на ужин: хлеб и зажаренный, до подгоревшей корочки, окорок.
- Держи! – он отломил изрядный кусок жаркого и такой же ломоть от каравая. – Как говорится, чем богаты.… Не побрезгуешь трапезой со старым магмаром?
- Что вы! – сиротские голодные глаза вспыхнули невысказанной благодарностью. Лука жадно впился зубами в мясо и, уже с набитым ртом, промычал что-то нечленораздельное, лишь отдаленно напоминающее «спасибо».
Ели молча. В отличие от мальчишки, Грум делал это неторопливо. Тишину ночи нарушало лишь веселое потрескивание костра и бульканье закипающего чайника, подвешенного над огнем.
- Кружка есть? – нарушил молчание Грум.
Лука кивнул и, не переставая жевать, достал из своей линялой, потрепанной котомки деревянную плошку. Грум только головой покачал. Выстроил рядышком свою золоченую кружку и сиротскую посудину, в обе насыпал по хорошей щепотке чая.
- Залей кипятком. – Грум аккуратно завязал и спрятал в рюкзак узорный чайный кисет, пока мальчишка метнулся наливать воду.
Чай был хорош: ароматный, с горчинкой – настоящий, одним словом. И недешевый. Не зря народ посмеивается: » Галаш и выгода – братья навек!» Грум пил этот волшебный напиток маленькими глотками, наслаждаясь вкусом и растягивая удовольствие.
- Как успехи в школе? – вопрос был дежурным. Впрочем, а каким он должен был быть? О чем еще взрослый магмар мог расспрашивать подростка на досуге.
- Никак. – Лука громко отсербнул из своей плошки. – Я не хожу в школу. Мне каждый день нужно свиней пасти фермерских.
- Печально! – Грум тоже пригубил и многозначительно продолжил. – Ученье свет, а неученее тьма!
- А я умею читать! – гордо заявил Лука. – Меня дядя Сугор выучил! И писать немного. Я в своей пещере все стены пописал!
Грум поперхнулся от смеха и закашлялся.
- Правильно говорить – исписал! А то с мокрыми стенами как-то неуютно. Могу представить, что ты мог на камнях нацарапать, грамотей!
- Я не царапаю, я мелом пишу. – обиженно отозвался парень, но Грума уже понесло. Его просто переполняло сарказмом, которому необходимо было дать выход.
- Слово из трех букв, с двумя ошибками? Или сказку о поросятах из деревенского стада, где, опять же, ошибка на ошибке и ошибкой погоняет бедного поросенка?!
- Как умею, так и пишу! – в отсвете костра глаза у мальчишки предательски заблестели, а голос дрогнул. Лука уткнулся лицом в колени.
Грум перестал смеяться и присел рядом.
- Прости! – обнял мальчишку, привлек к себе. Тот не сопротивлялся. – Я не хотел тебя обидеть, поверь! Сам не знаю, что на меня нашло! Давай лучше еще по чайку мировую выпьем.
- У меня есть еще. – обиженно пробубнил себе в колени Лука.
- Так ведь он остыл уже, а холодный чай, да на ночь глядя, это к беспокойному сну. – Грум вновь подвесил чайник над затухающим костром, подбросил в угли свежую порцию хвороста. Сушняк весело вспыхнул, вмиг рассеяв сгустившуюся темень.
Лука грязным рукавом долго тер глаза.
- А хотите, я вам почитаю? – неожиданно предложил он.
- Давай, удиви старого магмара, если буквы различишь в таком свете.
- Я смогу! Знаете, какое у меня зрение? Я с этого холма могу опушку Звиглодской дубравы увидеть!
- Ну, хорошо! - Грум только улыбнулся. - Что за книжку читать будешь?
Грум приготовился услышать один из очерков Хаира, подборки которых многие воины таскают с собой. Невнимательный магмар вполне мог обронить его по дороге, а сирота подобрать – для него это было бы настоящим сокровищем.
- У меня нет книжки, только один оборванный листок. Я его нашел в мусорной яме у дома мудреца. – Лука полез в свою торбу и, покопавшись, явил на свет мятый, надорванный с одной стороны лист бумаги. Наверняка очередной, отбракованный Флавием, обрывок неизвестной рукописи из огромного вороха бумаг, ежедневно и во множестве приносимых ему. Грум примостил под голову рюкзак и прикрыл глаза.
- Читай уже!
Мальчишка аккуратно разгладил на коленке бумагу и негромко, треск сучьев костра иногда заглушал его голос, начал читать: « Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни л « Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугахет одновременно собирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах, на десятину места, трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и не раненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять….».
Лука прервался.
- Я не знаю, что такое «мундиры» и «десятина». – он вопросительно посмотрел на Грума.
- Я тоже не слышал таких слов среди магмаров, может хумы их употребляют. Продолжай, не отвлекайся!
«Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма, и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте.… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить все и побежать куда попало… ».
В костре особенно громко треснула перегоревшая ветка и упала в самый жар углей, откуда, потревоженным роем, во все стороны брызнули искры. На миг Лука замолк, насторожившись, но лишь на миг. Проводив взглядом одну из искр, взвившуюся выше всех и упрямо нежелавшую гаснуть, он вернулся к чтению.
«… Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то - непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь, и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплющивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами… ».
- Все. – Лука шумно вздохнул. – Это рассказ о какой-то великой битве?
Грум ответил не сразу.
- Величайшей из всех, про которые я когда-либо слышал, клянусь Шеарой! – он был потрясен услышанным: « … несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми…». Невероятно!
- А зачем кидаться ядрами? И это, каким же огромным должно быть ядро, чтобы расплющить воина? – на Грума, как из короба посыпались вопросы, чтобы остаться без ответа. Не дождавшись, паренек неуверенно добавил. - Ядра к ноге приковывают.
- Это битва не нашего мира! – Грум вспомнил о чайнике и по новой разлил напиток. В глазах подростка не хотелось выглядеть таким же, мало что понимающим невеждой.
- Я когда вырасту обязательно стану лучшим воином! Великий дракон будет доволен, когда я преподнесу ему множество людских скальпов! – Грум с грустью взглянул на парнишку, у которого опять заблестели глаза. Вот только на этот раз не от слез.
- Ты, главное, свой скальп сохрани! И вот что. Ты когда-нибудь видел настоящее сражение?
- Нет. – его юношеский запал разом сник.
- Тогда ложимся спать, а завтра я отведу тебя посмотреть битву. – глаза у Луки вновь загорелись, но Грум опустил его с небес на землю. Закончил, как припечатал. – Издалека!
Сегодня он долго не мог заснуть. Задумчиво смотрел на подернутые пеплом угли костра и думал. Думал, что также, припорошенные пеплом, дремлют наши воспоминания и сколь мало нужно, чтобы оживить их. И то, что прочитал мальчишка, тоже чьи-то воспоминания, подернутые пеплом невиданных войн…
На место они добрались лишь к полудню следующего дня. Грум не боялся опоздать, здесь всегда гремели бои. Правда, не обошлось и без некоторых потерь с его стороны – пришлось заплатить хозяину свиного стада за отсутствие пастуха. Всю дорогу до города, сидя в седле, Грум костерил себя за это. Мальчонка, примостившись сзади, и держась за его пояс, не уставал во все стороны крутить головой и задавать свои глупые вопросы. На них обращали внимание столичные зеваки, и от этого Груму было особенно неуютно. Лишь оставив за спиной величественные стены Дартронга, он воспрял духом: « Разве может десяток серебряных монет перевесить данное магмаром слово? Даже, если оно дано под мимолетным впечатлением от услышанного? Нет, конечно, слово магмара дороже серебра и злата! Но фермер этот «свинячий» все равно гад - жадный барыга!».
Остановились на горной лужайке, захватившей своим изумрудным покрывалом всю террасу. Грум расседлал Рока и пустил пастись. Седло вручил Луке и рукой указал место, куда положить - пусть не чувствует себя праздным пассажиром. А сам, взвалив на плечо седельные сумки, направился в сторону больших валунов, громоздившихся на краю. Осторожно выглянул, наметанным взглядом осматривая окрестности, и лишь после этого махнул рукой, подзывая парня.
- Я здесь, дядя Грум! – с разбегу плюхнулся рядом в траву Лука. Точнее на гранитные осколки, этой травой замаскированные. – Ой!!
Он перекатился на спину, баюкая ушибленный локоть. Грум для острастки шикнул на него: «Цыц! Тут тебе не дома!».
Внизу, в кольце гор раскинулась голая, вытоптанная тысячами копыт и подошв долина, лишь кое-где разбавленная редкими вкраплениями древних развалин. Вдалеке кипело сражение. Там все перемешалось: всадники, пешие, зверье ручное и, конечно, неподвижные фигуры отвоевавших свое. Отсюда невозможно было разглядеть, кто есть кто на этом поле брани. Яркие пятна клановых знамен то пропадали из виду, подмятые павшими прапорщиками, то вновь вздымались над побоищем, подхваченные живыми товарищами. И блеск множества клинков, не устающих подниматься и разить…
Детали ускользали от взора. Расстояние все-таки было немалым, зато слышимость поражала. Звон стали и крики боли, заглушаемые еще более громкими победными кличами, резали ухо. Если прикрыть глаза, могло показаться, что находишься в самой гуще сражения. Горная чаша, удивительным образом, многократно усиливала любой звук. Пожалуй, Флавий выразился бы более мудрено: « Акустические свойства долины ». И, именно из-за этих свойств, древние, наверное, и выбрали это место для битв.
Грум подумал: « Что чувствуют сейчас там бойцы? Не тоже ли самое, что и те, неведомые воины иного мира на клочке бумаги ». Посмотрел на мальчишку. Тот лежал с открытым ртом и, прямо, пожирал глазами это зрелище. Грум отвернулся.
Его внимание привлекла какая то возня в развалинах, у самого подножия террасы. Там, за камнями, скрывалась небольшая группа воинов. Грум пригляделся. Кажется свои, братцы - магмары. Вот только почему здесь, а не в долине? Ответа пришлось ждать недолго. Грум толкнул локтем засмотревшегося Луку и, молча, указал на развалины.
На тропе, проходящей рядом, показались два огрийских воина, которые медленно двигались прочь от сражения. Раненые. Один из них, пошатываясь и сильно припадая на одну ногу, помогал идти своему израненному товарищу, буквально повисшему у него на плече. Не подозревая о поджидавшей их засаде, они мучительно верно приближались к развалинам. До жестокой развязки оставалась лишь пара шагов.
Все произошло очень быстро. С десяток молодых магмаров толпой, с криками и улюлюканьем, набросились на беспомощных хомо. В мгновенье ока их окружили, вверх взметнулись мечи и топоры. Ошарашенные люди, наверное, не успели даже схватиться за оружие, и тут же пали под лихими магмарскими ударами. Грум знал, что последует дальше – мародерство и глумление над поверженным противником, бонусы войны.
Вот один окровавленный скальп победно вознесся в чьей-то поднятой над толпой руке, за ним, под одобрительные крики, кто-то поднял над головами второй трофей. Помятые и порубленные доспехи поверженных быстро разошлись по рукам. Дело было сделано. Довольные, воины, смеясь и подшучивая, друг над другом, покидали место расправы, уступая свою «добычу» неизменным спутникам побед и поражений – падальщикам долины.
Грум отвернулся, зрелище было тягостным даже для него, а каково мальчишке? Не особо церемонясь, он ухватил Луку за плечо и усадил рядом. Тот выглядел растерянным.
- Будем собираться! – изменившимся хриплым голосом негромко сказал Грум. Сам не ожидал от себя такого, будто ком в горле застрял. Это все гнетущая аура от увиденного виновата. Прокашлялся в кулак, приводя связки в порядок. - Давай шевелись! Тащи седло!
Сборы были недолгими и молчаливыми. Заминка произошла перед самым отъездом, когда Грум, для подкрепления сил, поделился с сиротой куском козьего сыра, от которого того тут же стошнило. Надо заметить не без пользы: своеобразный ступор, в котором он пребывал до этого, видимо, отпустил. Во всяком случае, язык уж точно. И не тот вопрос от него ожидал первым услышать Грум.
- Зачем им поломанные латы?
Грум только пожал плечами.
- В кузницу, на металлолом сдадут. – он умостился в седле и подал руку мальчишке, помогая забраться на круп зорба.
- Почему они так сделали? Это же нечестно? – справиться с голосом у Луки получалось еще хуже.
Грум тронул Рока с места и, ослабив поводья, позволил зорбу идти неспешным шагом.
- Безусая молодежь. Так они зарабатывают свою первую доблесть. По закону зверя! Звериная мать также приучает своих детенышей к крови, давая им прикончить принесенных с охоты подранков.
- Как вы? – неожиданно перебил его Лука. Грум даже поперхнулся заготовленным словом. - Вы тоже меня сегодня приучали к виду крови?
- Ты прав! Можно и так сказать. Я хотел тебе дать понять, что о войне, как о благородном занятии, можно услышать только в песнях того же Сугора, да прочитать в древних хрониках. Настоящая война не бывает честной. Война это, в первую очередь, лишения, подлость и боль, и зачастую, предательство и трусость, а уже потом героизм и отвага. Сияние воинской славы всегда замешано на крови…- Лука засуетился за спиной.
- Я буду справедливым воином!
- Хм! Ну-ну. - буркнул себе в усы Грум. Он потянул поводья, поворачивая Рока на тропу.
Они покидали нагорье, где в долине все также продолжала греметь непримиримая битва, вечная схватка драконов – Стриагорна и Эрифариуса. Битвы миров - Огрия и Хаира, а с ними и битва Иномирья из бумажного отрывка неизвестной рукописи, спрятанной в сиротской котомке.
|
